Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 95

Глаза ее на миг стали черными, как смоль, и на куст опустился крупный ворон. Скептически взглянув на напряженную девушку, склонил голову вбок, как–будто пытаясь понять о чем она спрашивает, а после наклонился, и сломал мощным клювом длинную, усыпанную ягодами ветвь вороники. Взмахнув крыльями, он кругами спустился к девушке, и сбросил ветку прямо в протянутые к небесам руки, после чего быстро замахал крыльями, напоследок облетев девушку, прощаясь, и рванул восвояси.

Вспыхнув в последний раз, скрылось за горизонтом солнце, озарив последними красными, что ягоды вороники, лучами благодарную улыбку Каси и лицо неподвижно наблюдающего за ведьмой инквизитора.

Касия пришла в себя быстро. Сначала дрогнули веки, потом сморщился нос, и сразу после этого девушка распахнула глаза. Дернулась, и удивленно опустив взгляд, после чего сдавленно вскрикнула, обнаружив, что накрепко привязана к стулу.

– Тихо, – наклонился над нею Франциско. Испуганно на него глядя, девушка закивала, и сжалась, когда мужчина протянул руку, поправляя наполовину свесившийся с ее шеи платок. – Не кричи, это не поможет. У меня есть артефакт, блокирующий звуки. Специфика инквизиторской работы, знаешь ли. Колдовство тоже не советую использовать – на тебе мейтрин, себе же хуже сделаешь.

– За... Зачем вы это делаете? Я же... Мы же ничего плохого не... – Хрипло зачастила она, с ужасом глядя на рукоять инквизиторского кинжала, торчащий из камина мгновенно догадавшись, что это означает.

– Мне нет дела до вашей интрижки с Казиком, – прервал ее Франциско. – Но мне крайне интересно как ты объяснишь то, у тебя нет дара Вар’Лахии. Твоя мать – веда, как и бабка, и более ранние предки, я проверял. Более того, твой отец был колдуном, разве нет?

– Я... Я не знаю...

– А я думаю знаешь. Слушай меня. Ты честно и правдиво ответишь на мои вопросы, и если они меня устроят – я не причиню тебе вреда. Но если я почую ложь... А я ее почую – я буду спрашивать совсем иначе, поняла?

– И Казик с этим согласился? – В глазах девицы показались слезы.

– Казик понимает, что такое долг инквизитора. А теперь говори, почему у тебя нет дара?

– Я не знаю!

– Лжешь.

– Я правда не знаю! Но я родилась обычной! Вы же не думаете, что я ведьма?! – девушка умело, явно не в первый раз блефовала, сумев даже выбить из глаз слезу, но Франциско ей больше не верил.

– На самом деле именно так я и думаю. Когда ты потеряла дар?

– Да не было у меня дара!

– Лжешь. Какой ведой ты была?

– Я не...

– Как ты потеряла дар?

– У меня не было...

Франциско молча выпрямился, и достав из камина раскаленный кинжал поднес его к глазу девушки.





– Еще раз: Как ты потеряла дар?

– Я не ведьма! Не ведьма! Не ведьма! Не ведьма!

Слегка светящийся в полумраке алым металл коснулся щеки дочери гадалки, и она закричала – громко, отчаянно. Но никто ее не услышал.

С самого утра пробегав по поручениям мастера Мигеля, ближе к ночи охотник покрылся мылом, будто призовой скакун к концу забега. Как и ожидалось, опрос родственников потерпевших ничего не дал, а свидетели, те, что не уехали из городка, не смогли ничего нового.

Впрочем, мастер и не питал особых иллюзий на счет того, что кто-то «внезапно» вспомнит пару лишних имен. Скорее так, для галочки – а вдруг? Всем известна история Инквизитора Микши, который опрашивая свидетеля заметил, что тот так и норовит отодвинуть подальше и занять каким делом дочку. Заставив мрачного мужика выйти (тот был явно недоволен, но спорить с самим инквизитором не решился) инквизитор расспросил девочку, и выяснил, что она недавно тетку, сестру отца, летающую над полем видела, которая таким нетривиальным способом решила засеять рожь, мол по-обычному и долго и утомительно, а так хоп–хоп, и готово! И вроде бы ничего, девочка даже обрадовалась, что теперь-то ее точно не заставят над картошкой корпеть, да только потом она в хлев полетела, а девчонка, чуя недоброе – за нею, да и увидела как тетка бочину щенку режет, да кровь из нее пьет, жадно, неряшливо. На всю жизнь впечатления. Отец на нее страшно сердился, даже побил, чтобы та созналась, будто бы оклеветала, но девочка стояла твердо. Как сам Микша после рассказывал стоит такая кроха – кровоподтек на пол–лица синеет и наливается, ногой пошевелить не может, из руки и вовсе кость торчит, волосы льняные дыбом стоят – отец ее за волосья таскал да об стены и углы бил, но глазенками голубыми сверкает, а голос даже не дрожит. Тетку ее казнили, отца арестовали за пособничество и укрывательство злокозненной ведьмы, мать осталась остальных пятерых детишек поднимать, а девчонку Микша с собою забрал. Родительница на нее зла жутко была, что без кормильца по ее вине осталась. Рассказывал, что такого четкого морального компаса, понимания что есть добро, а что – зло он давно не встречал, когда к ним в Сталь – замок, где мечников обучают, приезжал. О деле инквизиторском говорил складно, и молодых да горячих увещевал – со свидетелями работать не забывайте и не отмахивайтесь от чутья внутреннего, оно поумнее вас будет. Девчонку ту, кажется, тоже к мечникам определили, но в другой замок, где только женщины учатся.

Казик тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и заторопился. Уже темно, а надо еще мастеру отчитаться, ополоснуться, вино давече добытое из-под кровати достать, духмяным чем-нибудь пятки натереть, и бежать скорее к Каське, она наверняка уже заждалась. При мысли о дочери гадалки у Казика потеплело на сердце и потяжелело в штанах. Подгоняя сам себя, он вбежал в дома, мимоходом махнув рукой торчащему за барной стойкой трактирщику, и взлетев на второй этаж, распахнул дверь.

И замер.

Мастер, стоя к нему спиной, деловито чистил длинный, извилистый кинжал от крови. Кася – его Кася! – сидела привязанная к стулу. Лицо и руки ее покрывала кровь, рубашка разорвана так, что видна обнаженная грудь, голова безвольно свесилась. В нос охотнику ударил теплый, металлический запах крови. Кап. Кап. Кап. Стекая с лица девушки, она собиралась на кончике тонкого носа и мерно падала на дощатый пол, где уже собралась небольшая лужица.

Не соображая, что творит, Казик выхватил меч и бросился на мастера, но в последний момент тот грациозно увернулся, уводя в сторону атаку боевого меча обычным кинжалом, на котором все еще виднелись бурые потеки.

– Успокойся! – рявкнул он, но ученик не слушал. С глухим, утробным рычанием, он атаковал снова и снова, но мастер легко уворачивался от его яростных атак, и даже не преминул вполголоса попенять, что ему еще учиться и учиться.

– Сражайся со мной! – наконец, зло выкрикнул Казик. – Хватит прыгать, сразись со мной, ты.. ты... Трус!!

Глаза Франциско сверкнули. Охотник сам не заметил, как одним смазанным движением, мастер оказался рядом с ним, и не успел ученик ударить – пронзил руку, держащую меч.

Бессильная, без направляющей ее воли мечника, упала на пол полоска доброй стали. А рядом с ней, задержавшись лишь на мгновение, упал Казик, содрогаясь в беззвучной судороге от удара в живот рукоятью кинжала.

– Я тебя, что – этому учил!? – Словно котенка, поднял его за шкирку Франциско. Казалось, он не столько в гневе за оскорбление сколько за то, что вообще выиграл. – Сражаешься так, что беременная ослиха на твоем месте была бы воплощением изящества! Какое первое правило битвы? Ну! Говори!

– Усмирить эмоции...

– Рад, что хоть это осталось в твоей голове! Ты напал на превосходящего тебя силой противника – какая должна быть тактика!?

– Круговая?

– Да уж не в лоб бросаться, гребаный ты кретин! Да еще и показывать свое отчаяние противнику – тьфу! А что это за выверт был на сорок шестой секунде!? Нет, я тебя точно обратно в Сталь отправлю, восемь лет – и результат как у выпускника, да мастер Грошик бы сгорел со стыда!