Грех

Ренард открыл глаза, молча обвел комнату взглядом, словно очнувшись после долгого сна и тщетно пытаясь понять, где он и что здесь происходит. Этьен… Одно лишь имя молоточком бьется по вискам.

« - Знаешь, если б мне его родила ты, я был бы в тысячу раз счастливей. Да. И мы бы назвали его Этьеном…»

Перед глазами все то же озеро, солнце и она – его упрямая малышка.

«- Подходящее имя для сына крестьянки.

- Зато самое подходящее для моего сына…»

Тот день и тот разговор он и сейчас помнит очень хорошо. Таких совпадений не бывает. Мальчик с таким именем да в доме Терезы – его родной сын, он почти уверен в этом, осталось только убедиться собственными глазами. «Но почему же так долго? Где ты, мальчик мой? Дай хотя б увидеть тебя напоследок!»

И вот наступил долгожданный момент: за резными дверями послышались шаги, а уже через секунду на пороге спальни показался слуга:

- Ваше Величество, господин Этьен по Вашему приказанию прибыл!

Ренард тут же оживился и попытался привстать – не хотелось показываться перед дорогим гостем совсем беспомощным. Получалось плохо – Эмелин, заметив, как пошатнулся он на ослабших ногах, поспешила придержать мужа.

- Я сам, - заявил Ренард, отвергая помощь жены, и сделал шаг навстречу гостю.

«Господином Этьеном» оказался худенький испуганный мальчишка. Смугленький, как полагается южанам, кареглазый, в отца и мать, и даже волосы у него такие же черные, чуть волнистые, мягкими прядками спадают на виски – точь-в-точь как у него. Простенький костюм чуть сутулит робкого паренька – еще утром он и подумать не мог, что окажется в личных покоях самого короля!

Паренек, испуганно озираясь, вошел в комнату, толком-то и не зная, как себя вести, пугаясь разом устремившихся к нему взглядов: недовольных, подозрительных, любопытных и только одного доброжелательного и почти счастливого – Ренард в вошедшем мальчишке безошибочно разглядел своего родного сына. Этьен не знал, что ему делать, перед кем кланяться и как это вообще все делается – в небольшой деревеньке, где под крылом матери прошли его детство и юность, высоким манерам не обучают, да и не нужно это никому! Лицезреть самого короля доводилось единицам, да и то лишь издалека. А жители деревни – люди простые, там и в голову никому не придет раскланиваться друг перед другом! И это странное срочное приглашение от самого короля застало его врасплох – мать его о таком не предупреждала. Этьен неуклюже поклонился, что-то попытался промямлить, но Ренард сам подошел к нему, улыбнулся и вдруг крепко-крепко к себе прижал:

- Оставим церемонии, мой мальчик.

Ренард приобнял сына, провел вглубь комнаты и вдруг решительно заявил всем присутствующим:

- Ну вот, теперь все в сборе. А теперь, господа, слушайте и запоминайте, а Вы, - обратился он к молодому человеку с пером и бумагой, - запишите и сегодня же огласите мою волю всему народу! Так вот, Этьен – мой сын. Всем негодующим, - Ренард бросил взгляд супруге и старшему сыну, - придется с этим смириться. Я хочу изменить завещание. После моей смерти корона перейдет к Филиппу, и он будет править ровно десять лет, но после этого власть перейдет к Этьену. Право наследования – у потомков Этьена. Такова моя воля.

Наступила тишина. Лишь только писарь усердно царапал бумагу, скрипя пером. Эмелин не сводила глаз с мужа, едва ли не требуя объяснений. Впрочем, что объяснять, и так все понятно: мальчишка, в отличие от ее собственного сына, молодая копия Ренарда – ошибки быть не может. Филипп пожирал взглядом паренька, с презрением и удивлением глядя на отца: вдвойне обидней видеть этот счастливый блеск в глазах человека, за всю жизнь ни разу не улыбнувшемуся ему, как казалось Филиппу, «законному» своему сыну. А Ренард не мог сдержать улыбки – как всегда, ему плевать, что будут думать другие! Он сына нашел! Родного! От своей любимой, самой желанной женщины на свете! Ему не терпелось покончить с этой бюрократией, остаться с ним наедине, налюбоваться, расспросить обо всем и, наконец, выпытать, где прячется Тереза. Архиепископ качал головой, все никак не желая поверить, что у короля появился незаконнорожденный отпрыск; не знал, что и делать ему теперь – во все времена бастарды не имели прав своих знатных родителей, какое еще может быть наследование?! Но Ренард, прочитав его мысли, лишь повторил свой приказ – такова его воля. Воля умирающего – закон.

- Мама, что это было? - возмутился Филипп, когда они с Эмелин покинули покои Ренарда.

- Ты же слышал, это его сын, - сухо проговорила женщина, сама еще толком не отошедшая от новости.

- Какой еще сын?! О нет, только этого не хватало! Мой дорогой папаша тот еще кобелина!

- Филипп, замолчи, - прикрикнула на сына Эмелин.

- Замолчать?! Нет, мамочка, я не замолчу! Ну хватило ж наглости притащить сюда этого щенка-выродка! Похоже, папочка совсем рехнулся!

Звонкая пощечина слегка отрезвила белобрысого юношу, в стали серых глаз мелькнуло презрение:

- Вот даже как? Может, еще и позащищаешь его? Мама, а ты на чьей стороне? Он вообще-то тебе изменял, если ты до сих пор этого не поняла! Или ты считаешь это нормальным? Притащить нагулянного отпрыска, так еще и корону ему завещать! Это нормально?!

- Филипп, это его воля, - отрезала Эмелин. - И он вправе поступать так, как посчитает нужным. Прекрати истерику. Как он сказал – так и будет. Поверь, он и так дал тебе гораздо больше, чем должен был.

- Ты сейчас серьезно?! – рассмеялся Филипп. – Это что же такое он дал мне, а?!

- Все. Все, что ты имеешь. А главное – возможность жить здесь и быть его наследником, а не ютиться по подворотням среди позора и нищеты.