Страница 24 из 90
И с этими словами русалка вышла. Только дверь за ней закрылась, Филя без сил рухнул на кровать. Перед глазами рябило, в висках натужно бухала кровь. Он спрятал лицо в ладонях, ловя собственное дыхание, считая каждый удар сердца. Мало-помалу биение замедлялось, и на несколько часов Филя провалился в сон. Он стоял посреди пустой комнаты, обитой бумазейной тканью в мерзкий салатовый горошек. Под потолком болталась на проводе одинокая мигающая лампочка, похожая на светляка-висельника. Свет, который она выплевывала, был пронзительным, стоять с открытыми глазами – пытка. Но Филя держался из последних сил. Он знал, что нельзя закрывать глаза, потому что тогда он уснет, а спать опасно.
– Опасно? – удивленно спросил голос из ниоткуда. – А чего ты боишься, дитя? Уж не меня ли?
– Тебя! – вымолвил Филя. Губы его дрожали, и сам себе он казался жалок.
– Но я же хочу тебе помочь! – уговаривал голос. Филя явственно различил нотки мягкой, почти материнской укоризны. Надо сопротивляться, оттолкнуть змею от груди, не дать ей свить гнездо.
– Я не хочу, оставь меня в покое. Прочь из моей головы!
– Ты подумай, сколько пользы можешь принести, – обидчиво сказал голос. – Под моим чутким руководством ты станешь лучшим! Я давно тебя жду. Ты ведь знаешь, что бывает с теми, кто отказался?
– Нет! Что?
– Это хуже, чем смерть, хуже, чем крестная мука. Ты превратишься в ничто, сгниешь заживо изнутри и никто, никто не спасет. Ты приползешь, будешь умолять помочь, но я останусь глух.
– Угрожаете?
– Угрожаю, – подтвердил голос, порадовавшись Филиной понятливости. – Угрожаю и заманиваю. Потому что ты все равно не минешь своей судьбы, теперь-то уж поздно. Так что слушай, что скажу, мой мальчик, запоминай. Когда луна пойдет на ущерб, дождись ясной погоды. Смотри на календарь! Это не должен быть четверг или понедельник. В эти дни не рисуй и старайся поменьше есть, особенно мучное.
– Почему? – поинтересовался Филя. Мучное он любил.
– Не перебивай! – рявкнул голос. – Сейчас придет твой дружок, и ты проснешься, а мне надо ввести тебя в курс дела. Добудь пергамен, сам подумай, как и где. Подготовь его, как следует – вымочи в молоке черной козы, натри лягушачьей слизью. После высуши на березе, я видал, здесь близко растет одна подходящая. Только вешай с подветренной стороны, иначе потрескается. Ночью не молись, и вообще брось это дело, зови меня, и мы вместе нарисуем карту. Отдашь ее своему витязю, чтобы тот отстал, иначе замучит просьбами, а тебе учиться надо. И да, последнее. Спи всегда в одежде. Можно даже в пальто. Все понял?
– Я… – начал Филя, и тут раздался громкий стук в дверь. Комната поплыла у него перед глазами, сон истлевал, сквозь него просачивалась явь.
– Кто ты? – крикнул Филя вдогонку. – Как тебя звать?
– Зови Додон. До встречи, юный картограф!
И Филя очнулся. Он весь дрожал, по лбу катился холодный пот, правая рука затекла.
– Ты в порядке? – раздался встревоженный голос Вити. – Эй, картограф! Да что с тобой такое? Вставай!
– Не тряси, – попросил Филя, вяло приподнимаясь и протирая глаза. – Который час?
– Уже восемь, матушка ужинать зовет. Пойдешь?
Филя кивнул. Он зажмурился покрепче и проговорил про себя: молоко черной козы, лягушачья слизь, береза. Вроде, запомнил. Постой-ка, как он сказал, его зовут? Додон? Это имя показалось Филе знакомым, но он никак не мог припомнить, где оно ему встретилось. Ах, точно, Витин портсигар! От неожиданности он чуть не вскрикнул: слишком уж толстой оказалась та нить, которая связала его со случайно остановившимся таксистом в кольчуге. Судьба, злой рок, предназначение?
– Витя, а можно я на твой портсигар взгляну?
– Да пожалуйста, мне не жалко. А тебе зачем?
– Так, – неопределенно сказал Филя, стараясь не выдавать своего волнения.
Витя полез в карман рубахи, достал портсигар и осторожно подал Филе, как будто боялся, что тот укусит его за палец. Мелькнули выцарапанные слова «Грифон Момон Додон».
– А что значит эта надпись? – спросил Филя, машинально поглаживая маленькую букву «Добро» мизинцем.
Витя изобразил на лице совершеннейшее безразличие и сказал:
– Не бери в голову, какая-то ерунда.
– Зачем врешь?
Витя от удивления раскрыл рот, беспорядочно и кособоко перекрестился:
– Вот те крест… вот те крест…
– Не надо мне креста! Рассказывай, что знаешь. Ты ведь сам это написал?
– Сам. Любопытный какой! Все-то тебе расскажи да покажи. Секрет это, понял?