Страница 3 из 72
Люди у расположенного в лесной глуши двора появлялись редко. Подойдя к ограде, робко ожидали, чтобы Марта вышла на крыльцо. Огромный мохнатый волкодав Вахти о гостях извещал заранее. К дому никого не подпускал: рычал и скалился из-за деревянной изгороди. Стоило бабушке показаться в дверях и тихо скомандовать: «На место!» - пёс молча удалялся к своей конуре. Там Вахти укладывался — настороженно — головой к крыльцу. Так, чтобы внимательно наблюдать за пришедшими, пока те не скроются в доме. Несколько раз случалось такое, что пёс не слушался Марты. Продолжал лаять, припадая на мощные передние лапы и заходился в своём агрессивном припадке до пены изо рта. Этих пришельцев бабушка в дом не приглашала, приказывала убираться по добру, по здорову. И долго шептала что-то им вслед, а потом присаживалась на корточки перед тяжело дышащим псом, опускала на его лоб натруженную руку и ласково ворковала на только им двоим понятном языке, после чего Вахти успокаивался и начинал счастливо повизгивать и лизать шершавым языком хозяйскую ладонь.
Марту уважали и побаивались. Она видела то, чего не видели доктора с их новомодным оборудованием; полицейские с их продвинутыми методами расследования; лже-ясновидящие с их единственной ясно видной целью — содрать с пришедшего побольше денег. Злые языки обзывали Марту ведьмой. Бабушка же для своих способностей нашла другое название - величала себя ведуньей. Ибо действительно знала - ведала многое. Лечила, доставляла вести скорбящим родственникам от умерших, могла по фотографии или принадлежащей человеку вещи определить жив он или умер...Выслушивала, расспрашивала, давала советы устные и на тетрадных листочках её крупными округлыми буквами записанные. Готовила настои и травяные сборы, парила людей в жаркой сауне — такой, что вздохнуть невозможно было, чтобы лёгкие не обжечь — или заставляла окунуться в ледяную прорубь...Приезжали к ней люди аж из самой столицы. Иногда впустую. Марта никогда никого не обманывала. Если не могла помочь — так и говорила. Причин не озвучивала, но решения не меняла, как бы ни умолял или ни ругался пришедший.
Как они все дорогу-то к ним на хутор находили? Указателей отродясь никаких не бывало. С региональной асфальтированной трассы на утоптанную да наезженную лесную дорогу вела неприметная тропинка. Начиналась в густых придорожных зарослях и не шибко бросалась в глаза. Об этом тоже Марта заботилась — не хотела, чтобы попусту нарушали их покой. Говорила всегда, что кому СИЛЬНО припечёт, тот сердцем видит, где в лес сворачивать нужно. В лесу тропка опять же не сразу широкой и удобной лентой людям под ноги стелилась: поначалу вилась чуть заметной нитью, на звериную тропу похожей. Шаг за шагом, метр за метром - потихоньку свой комфорт обретала, словно испытывала идущего…
Кайса никогда особо не задумывалась о бабушкином Даре и от кого Марта его получила. Может быть от прадеда Антти, может быть, от жены его Айно, о которой воспоминаний ещё меньше осталось. Если они и имелись - не часто Марта о родителях говорила...Похоронены и Антти и Айно в небольшом саду за домом. В том месте, где он заканчивается у отвесной стены, что закрывает подходы к хутору с севера. Круто вздымается вверх скала из серого гранита, а у подножия её растут непривычные для здешних мест кустовые розы. От этого соседства дикой северной природы и южной цветущей красоты и пошло название хутора — Руусукаллио, Скала Роз.
Подозревала Кайса, что розы эти её прадед посадил, но на все её расспросы бабушка Марта лишь плечами пожимала. Не болтала она попусту, Марта Ниеминен. Про себя-то рассказывать не любила, а уж чужие имена языком трепать и сама не охоча была, и внучке эту привычку передала.
- Наблюдай — и вся правда тебе откроется. У тебя есть глаза — смотри. У тебя есть уши — слушай. У тебя есть ум — думай. Память тренируй — запоминай, что хорошо, что плохо; что полезно, а что опасно...И тело закаляй — жизнь, коротка или длинна, непростая затея. Испытывает людей, кого гнёт, а кого и ломает…
Так говорила Марта, отправляясь с внучкой на сбор трав, или обучая её огородным премудростям. Долгими зимними вечерами перебирали ароматные травяные запасы и Кайса впитывала, словно губка, всё, что видела и слышала. Запоминала разнообразные ароматы, старательно шевелила губами, проговаривая непростые названия...Жадно пила из того кладезя знаний, которым являлась её бабуля-травница: про крохотное зёрнышко могла целую лекцию прочесть. Впрочем, «бабуля» - громко сказано. На тот момент , когда Кайса родилась, было Марте чуть за сорок, да и сейчас ещё пятидесяти не исполнилось.
Была ли Марта замужем официально, Кайса тоже в своё время не дозналась. Висела у бабушки над кроватью выцветшая от времени фотография молодого смеющегося парня в военной форме. Высокий, русоволосый, чуб волной. Дед, Юхани. Пропал в Зимнюю войну на Карельском перешейке. Спрашивать Марту о подробностях — как в скалу Руусукаллио лбом стучаться. На всё внучкино детское любопытство - один ответ:
- Мала ты ещё в этих делах разбираться.
А когда Кайса чуток подросла, сама расспрашивать перестала. Внутренний голос говорил, что не надо ей знать правду. Зато лучшим развлечением стало придумывать разные истории про молодых деда и бабушку — одна другой сказочнее и красивее.
Мать её, Лииса, с Мартой разругалась в день своего совершеннолетия, покидала одежду в тёмно-коричневую потрёпанную сумку, называемую смешным словом «саквояж» и, не оглядываясь на хутор за спиной, пошагала к дороге в «Большой Город». Решила, что её жизнь никогда не будет такой «отсталой», как одинокая и немудрёная жизнь Марты. Поклялась «ни за что в жизни не возвращаться» и укатила в Оулу на первом же грузовике, что тормознул рядом со споро шагавшей по обочине дороги светловолосой девушкой. Писем мать от неё особо не ждала, а вот о том, что непутёвая дочь ещё вернётся — могла бы об заклад побиться. И выиграла бы.