Страница 283 из 288
— А в чем проблема? Ты вроде от Калева не в восторге и в ученики к нему не метила.
— Нечего мне там делать. — Астра еще отпила из чашки. — Оберг проклял Марту, она вылетела из таблицы. В проклятье обвинили Осне и она тоже выбыла. Так, обманом, Оберг получил титул чемпиона.
Олаф молча и медленно жевал миндаль.
— Что-то я не вижу удивления на Вашем лице!
— Потому что нет в этом ничего удивительного.
— То есть… То есть как?
— Да вот так! Ждешь от меня жалости к Марте или Осне? К Лейфу? Причем тут я?
— Мы как будто забыли, что Оберг насмерть проклял человека! Я должна сообщить об этом.
— Не насмерть... Послушай, не перебивай. Нильсу не достать жемчужной черепушки, если ее не достал я, то он и подавно. Без этого черепка любое проклятье почти невинно.
— Невинно? Да что Вы говорите? Если не жалеете Марту, то пожалейте ее родителей.
— А «они» Нильса жалели? — в глазах Олафа вспыхнул огонек. — Его тоже били, ай, как били! Без жалости, толпой. Смотреть на него было страшно, а потом он еще глаз никуда показать не мог. Все с призрением, с отвращением его провожали. Так били, — с тоской говорил Олаф, – что уже не вылечишь. Так и он их «подрал»... Каждый способен решиться на проклятье.
— Не каждый. Осне не способна.
— Ха, очень интересное и зоркое замечание! А на что Осне вообще способна? — Олаф перекладывая орехи из одной руки в другую. — Прости. Я редко бываю таким, чаще спросонья.
— Думаете я буду покрывать Оберга? Буду молчать о том, что он проклинатель?
— Я не понял, ты пришла за советом или за разрешением донести на друга?
— Что?
— После такого обвинения тебе остается только предъявить доказательства его вины. Зачем это публичное скотство? Приживал травить удобно. Конечно, мы приживалы ни с теми и ни с этими. Мы всего лишь горстка людей, пытаемся без личных выгод отдать себя Гардарики.
— Скотство это или нет, но я никогда не оправдывала моральных низостей. Попытки их оправдать вот, что мерзко и вот где «скотство».
— Защищать себя надо, вот что! Иначе нас сгноят по одному и будут это считать нормой.
— Знаете мне и так приходится со многим мириться чтобы еще и терпеть распущенность «друга». — Она скрестила руки на груди и застучала носком сапога по ножки стола. — Я была преступно, варварски наивна! Знаете, ведь Оберг однажды заявил, что другом мне быть не хочет. Не слабо, а?
– Не верю. – Отрезал Олаф.
— Даже при полном нашем бездействии, Лейф все равно найдет, что проклинатель Нильс. И тогда Обрег либо должен убедить Лейфа в своей невиновности, в чем я сильно сомневаюсь, либо сказать всю правду и понести заслуженное наказание. Если Нильс избежит наказания за проклятье по предварительному сговору, иначе я не могу это назвать, то по закону Родового Круга Меркул имеет право ему отомстить. И это будет правильно потому, что охамевший до предела преступник не должен расхаживать с гордым видом безнаказанности.
Олаф выслушал Астру молча, снял очки, потер лоб и сказал:
— Кажется я понял… Семья думает, будто Марту прокляла ты? Нистром подставил Осне чтобы обелить честь РК…
— Ничего подобного! Осне сговорилась с Нильсом, но в последний момент у нее духу не хватило.
Они долго смотрели друг на друга. Олаф переспросил:
— Так обвиняют тебя или нет? — Астра не ответила. — Что тебе грозит?
— Ничего. Сейчас я должна сохранять спокойствие иначе можно запаниковать. В моем положении правильно решать мелкие задачи, промедление помогает чувствовать в себе силы спорить.
— Врешь. Такая каменная тяжесть в глазах... Что они собираются сделать? Какого наказания для тебя потребует Меркул?
— Я не знаю. Подумаю об этом на следующей недели.
— А родители?
— Не знаю. Мы увидимся только пятого мая, на поминках, будет годовщина. Да и какая разница что со мной? Оберг должен отвечать за свои поступки. Попробуйте мне предъявить хотя бы одну причину, по которой я стану его покрывать.
— Задумайся прежде, вот если бы тебя любили два молодых человека? Один красив, удачлив, все в его руках. Он свой. А другой не знатен, далеко не богат, ничего ему не улыбается, но умен, находчив и стоит на краю потому, что никому и ни во что не верит. — Говорил Олаф глядя ей за спину. — Если бы этот бедняк решился обратиться к тебе и сказал: «Спаси меня, я тебя боготворю. Ты сделаешь из меня великого человека!». Чтобы ты сделала?
Астра обернулась, посмотреть куда Олаф так упорно смотрит. Он тут же вскочил схватил с полки портрет Велины и сунул его в ближайшую сумку.
— Молчишь? — Спросил он и закачался как от сильной боли. — Уеду!
— Я мечтала не так… Нет никакой возможности объясниться с Нильсом. Впрочем, я уже и не стану.
Олаф вернулся за стол:
— Значит, одна причина есть.