Страница 282 из 288
— Это кстати не людская. — Сказал Олаф вбегая в комнату вслед за ней. Он убрал со стола огромный цветочный горшок, отдернув портьеру, стал открывать окна настежь. Окна располагались на разных уровнях, и Олафу пришлось подпрыгнул, чтоб дотянуться до защелки верхнего окна. — Сейчас станет свежо. Обычно я не открываю окон. По вечерам, когда возвращаюсь, очень холодно. Не смотри на эти окна, они ужасны. — Сказал Олаф. — Что творилось в голове у архитектора? И еще страшный беспорядок…
Но по мнению Астры, окна не главная проблема. В доме темно, тесно, грязно и почему-то беспокойно. По углам валялись сумки и чемоданы. Олаф вечно куда-то уезжал, или собирался уезжать, или только что вернулся. Живет он не в квартире, а в этом своем «уезжаю». Дорога стала бытом Олафа и, как следствие, все остальное было не устроено. В личной жизни, на работе он бывает, как бы до отъезда. Так решила Астра, но передумала, когда заместила портрет Велины на полке рядом с треснувшей чернильницей и чахлым кактусом в красной кружке.
Пока она глазела по сторонам, Олаф достал связку ключей, где помимо длинного ключа висело множество других пузатых и совсем крохотных ключиков. Выбрав малюсенький ключик, напоминающий отмычку, он открыл ящик в столе и извлек оттуда надушенные бумаги. Растолкав стаканы, груду рубашек, отрыл огарок свечи. Зажег его вместе с душистой бумагой, комната напоминалась ароматом роз, и бросил тлеющие листы на стопку стоящих тут же тарелок.
— Астра мне страшно неловко…В этом доме даже хлеба нет. — Он запер ящик и пояснил. — Приходится все запирать, прятать от хозяйки.
— Вы ели сегодня?
— Нет. – ответил он, опуская голову и тяжелые очки сползли на кончик носа.
Астра усадила его за стол, а сама подошла к буфету и потрясла чайник, он был почти полный.
— Хотите Выпить Томления?
— Нет, кофе хочу.
— По-моему, у вас нет кофе, — она по очереди открывала баночки из буфета, — Но у Вас определённо есть черный чай.
— Тогда можешь угостить меня черным чаем.
— Давно Вы здесь живете? – спросила Астра, обернув ручку чайника грязным полотенцем и, держа в одной руке посох, в другой чайник, стала кипятить воду.
— С первого дня, как поступил на службу к Нистрому.
— И этот Табула с Вами?
— Боюсь, что да. — Олаф тяжело вздохнул. — Я уезжаю, и он едет со мной. Его зовут Кваху.
— В таком случае Вам лучше не ехать. Ваш сумасшедший Кваху отвесил мне свой последний поклон. Мрачный тип.
— Я стараюсь держаться его. Все здесь к нему прислушиваются, хотя и гоняют. У Кваху в голове живёт Клобук, по имени Табула. Но ты правильно сказала он сумасшедший.
Вода закипела. Астра по очереди пересмотрела кружки в буфете, Выбрав самую чистую, протерла ее на всякий случай, наверняка здесь водятся мыши, и заварила чай.
— Возьмите у меня в сюртуке, во внутреннем кармане, коробка. Это жаренный миндаль. Николай передал привет.
Олаф быстро вернулся, поставил коробку перед собой со словами:
— Не нужно меня уговаривать остаться на службе.
— Я и не собираюсь. — Астра поставила перед ним чашку чая.
— Хмм… — протянул он как будто разочарованно и пожал плечами.
— Вы серьезно думаете, что у Клобуков есть имена?
— Конечно, только не говори Ларсу. — Он опустил пальцы в коробку с миндалём, торопливо добавил. — Думаю это забавно, Клобуки предсказывают будущее. Ты знала?
— Я слышала только, что Клобук — это болезнь, на подобии Холеры.
Ответила Астра, не зная, как подступиться к главному, и подумала:
«Какая это в сущности неприятная вещь – просить советов».
— Холеры? Нет! Клобук совсем другое… Кваху тебе что-нибудь сказал?
— Да. Сказал, у меня горло горит. Совсем не похоже на предсказание.
— Может ангина? Ты промочила ноги?
— Нет.
Повисла пауза.
— Так зачем, говоришь, пришла?
— Вы не появлялись в Лазарете, не навестили Николая и, в добавок уволились. Не поздравили Нильса… Как это понимать?
— Я принял окончательное решение. — Олаф отставил кружку.
— Назовите причину.
— Причин много, но последней каплей стал Азар Басман.
— Я слышала, он болен, так говорили, когда отменяли уроки. Господину Басману стало хуже?
— Да, в некотором роде — он умер. — Олаф саркастически улыбнулся, раньше Астре не приходилось видеть на лице наставника ни сарказма, ни усмешек.