Осада Джотиса

Опустив взгляд, Талиан нахмурился. Тонфийская армия должна была ждать их у южного моста через Маеджу, но почему-то остановилась у северного.

От этого неприятно попахивало предательством.

Если только...

Талиан попытался мысленно вернуться на несколько месяцев назад и вспомнить детали проведённого в Кюльхейме ритуала.

Замкнуть магический круг с таном Анлетти после вероломного убийства Фариана поначалу казалось невозможным. Талиан прекрасно знал: все преграды падут — и их души коснутся друг друга и сплетутся так тесно, что станет нечем дышать.

А объединиться с мерзавцем и убийцей… Пусть и ради подкрепления… нет… рана на сердце слишком болела, чтобы это стало возможным.

Ни доводы, ни уговоры на Талиана не действовали. Он замкнулся в себе и ничего не желал слышать, пока не стало известно число солдат, которым раны позволили бы вернуться в строй.

Ничтожно малое число.

Он тогда от злости и бессилия расколотил столешницу. Бил в неё кулаком и бил, пока та не треснула. Даже Фариан побоялся высунуться из меча, хотя обычно всегда появлялся, чтобы ободрить и утешить.

Когда же эмоции схлынули, Талиан созвал Малый совет танов, ещё раз выслушал предложение тана Анлетти и с мрачным предчувствием протянул ему руку.

Не успели отзвучать положенные слова, как мир рухнул во тьму. Не осталось ни цвета, ни звука, ни запаха — лишь ощущение странного единства, будто рядом кто-то есть.

Первым делом Талиан оглядел себя: парадная мантия и тяжёлый императорский венец исчезли. Их сменили «Кровопийца» у пояса и короткая двухслойная туника, но перстня на пальце с обнимающими иолит змеями не было.

Чтобы проверить догадку, он осмотрел бедро — на нём белел длинный шрам, оставшийся на память после поединка с Хагнийским стрелком. Выходило, что определяющим в его судьбе стало решение, принятое после исцеления, но до клятвы Тёмного тана. Интересно, какое?

Талиан ставил на разделение войска и возвращение домой.

Демион тоже не выглядел прежним расплывчатым малиновым пятном с дрожащими очертаниями. После принятия титула у него появилось человеческое тело. И если судить по заляпанной кровью тунике, выглядел он как в тот день, когда принёс Талиану клятву верности.

Лишь тан Анлетти остался в обличье четырнадцатилетней девушки, чем немало смущал Демиона: друг хмурился, напряжённо кусал губу, но до поры помалкивал.

— Если вы готовы, дайте мне свои руки, — визгливо попросил тан Анлетти, чем вызвал невольный смешок. Его голос здесь соответствовал внешнему виду.

Они замкнули круг повторно, и в то же мгновение окружающую тишину разрушил сдавленный стон — тан Анлетти обессиленно повис у них на руках.

Резко, до свиста в гортани и треска в рёбрах, они вывалились обратно в мир людей.

Очнувшись, Талиан подполз к тану Анлетти, чтобы проверить, как тот, и ошеломлённо замер: по щекам мужчины катились слёзы, которые тот и не думал скрывать.

Тан Анлетти открыл глаза и, с трудом сфокусировав на нём взгляд, посмотрел как будто с искренним непониманием:

— Вы так сильно меня ненавидите… Но почему?..

Талиан впился ногтями в ладони. Почему?! Он ещё смеет спрашивать почему? Гад! Да он же… собственными руками Фариана прирезал!

— Я уже говорил. Вы убили дорогого мне человека, — ответил Талиан глухо.

— Не помню. Почему я… этого не помню?

Тан Анлетти стиснул голову руками, словно пытался выдавить мозги наружу, и пронзительно закричал. Непонимание, боль, отчаянье — всё было в этом крике, кроме осознания вины.

Неужели, и правда, не помнит?

Поверить в это было почти невозможно, но…

Талиану по-прежнему снилась дверь отцовского кабинета, преследующая его в дворцовых коридорах — и он переживал боль потери снова, снова и снова.

Конечно, сейчас Тёмный тан ничем не походил на демона, вырвавшегося из подземных чертогов Рагелии, каким предстал при первой их встрече: глаза не заливал мертвенно-синий свет, по коже не змеились голубые магические линии, а над головой и плечами не полыхало невидимое обычному человеку пламя.

Только насовсем ли его покинуло безумие? Или просто отступило на время, подарив передышку?

Смерти Фариана тану Анлетти Талиан не простил и знал: никогда не простит, — но всё равно… колебался.

Пусть всего на мгновение, их души соприкоснулись. И если тана Анлетти обожгла ненависть, то Талиана достигла чужая любовь. Крепкая, почти отеческая. Пусть и не ему было рассуждать об отеческой любви.

— Мы попробуем ещё раз, когда Демион очнётся, — произнёс Талиан через силу. — В следующий раз всё получится.

— Тогда можно начинать прямо сейчас, — хрипло отозвался Демион и вдруг зловеще рассмеялся. — Но прежде пусть тан Анлетти объяснит, почему мой покойный папаша, которого я в жизни не видел, стоит у меня теперь перед глазами и даже не думает уходить.