Осада Джотиса

2 день месяца Разлива рек.

Маджайра смотрела вниз со стены и никак не могла понять, что её насторожило. Просто… Откуда-то вдруг появилось тоскливое, нехорошее предчувствие и не спешило уходить. Скреблось внутри, как ветка дерева во время дождя в закрытые ставни — так же пугающе, бессильно и злобно.

Взгляд скользил по знакомым местам и не находил за что зацепиться. Всё выглядело, как обычно.

Ряды островерхих шатров вражеского лагеря обступали стены дворца широким полукругом и тянулись до самого горизонта. Висели без ветра понурые стяги, по которым Маджайра выучила назубок всю гердеинскую знать. Ещё дальше паслись лошади. В стороне от захваченной гавани лежали, вытащенные на берег, вражеские корабли. А между лагерем и стеной, где раньше располагались торговые кварталы, на многие сотни шагов не было ничего, кроме коричневой глины, островков пожухлой травы и остовов сожжённых домов.

— Адризель всемогущий, — прошептала Маджайра начало заклинания, так похожее на молитву, — дай силы увидеть незримое! Яви мне богами сокрытое! Смиренно молю тя и к стопам твоим припадаю…

Смотреть на мир магическим зрением было непросто. Всё словно подёрнулось полупрозрачной голубой дымкой, а люди превратились в снопы живого огня.

Её магический дар — и её же проклятье — позволял слышать мысли окружающих как собственные. Читать людей, точно раскрытую книгу. Но обычно чужие мысли звучали одновременно и скопом, назойливо жужжали в ушах и со временем сливались с фоном. С тем же воем ветра и шумом прибоя.

А сейчас Маджайра могла внятно расслышать каждое слово, каждое движение мысли — и на неё небесным громом обрушилась бессильная злоба беженцев, их отчаяние и страх перед захватчиками. Следом пришла усталость защитников дворца, их вялые, тяжёлые мысли, а за ними — такая же усталость со стороны осаждавших.

Рядовые гердеинцы боялись морнийцев и Морнийскую империю. Ведь здесь боги являли людям свой гнев или милость. Клятвы, принесённые на треугольнике — металлической пластине, размером с кулак, помогающей концентрировать силу и направлять заклинания, — всегда исполнялись. А одиннадцать танов во главе с императором своей магией творили чудеса.

Больше других трепетали от страха и взывали к несуществующим, фальшивым богам о защите несколько человек. Маджайра мысленно потянулась к ним и тут же ошеломлённо отпрянула — они находились совсем близко. По ощущениям, где-то шагах в двухстах. Но если глаза ей не врали и поле оставалось безлюдным, тогда…

Осаждавшие рыли подкоп.

— У нас проблемы. Доложите начальнику стражи, что гердеинцы роют подкоп. Ну а я… Попробую кое-что сделать, — скомандовала Маджайра ближайшему воину. Тот поклонился и исчез, торопясь исполнить её поручение.

Набрав в грудь больше воздуха, она нараспев зашептала:

— О Суйра, воительница-дева, врагов копьём разящая! К ярости твоей взываю! Дай силы покарать захватчиков…

Между соединённых пальцев — большой к большому, указательный к указательному — вспыхнула голубая искра. Несмело и будто таясь. С робостью, делающей честь молодой невесте, и такой сейчас неуместной.

Маджайра вложила в призыв больше отчаяния и злости, и искорка затеплилась, точно язычок свечи, заластилась к пальцам.

— Пожалуйста! Больше силы! — взмолилась она, и синее пламя, разгоревшись, потекло по рукам, окутало фигуру, утопило в бездушной ярости первородной стихии.

Маджайра протянула руки к землекопам и, дрожа от переполнявшей её мощи, прошептала:

— Узрите свой страх! Узрите и убоитесь!

Пламя сорвалось с рук и, пройдя сквозь землю, коснулось сознания землекопов. Стоило этому случиться, как Маджайру повело в сторону. Перед глазами одна за другой пронеслись картины чужих кошмаров, паника и острый до рвоты ужас.

Её магия пробудила древний, первобытный страх, дремлющий в каждом. Одних заставила вспомнить о травмирующем случае из детства. Других зашвырнула в будущее, где всё родное и близкое безвозвратно погибло. Третьих испугала настоящим — и земляные стены сошлись над их головами, надавили тяжестью, утопили во тьме.

Но её собственный разум, не устояв, дрогнул.

Маджайра всё ещё слышала голоса своих жертв. Каждого. Но сильнее других — мальчишку, которого в детстве избивал отчим. Его страх был таким живым и объёмным. Он горел так ярко. Манил её, как мотылька — огонь свечи.

— Ваше Высочество! Что с вами? — забеспокоились рядом стражники: те из них, кто обладал каплей магического дара и мог видеть охватившее её синее пламя.

Реальность распалась на цветные пятна и полосы. Маджайра пыталась оттолкнуть чужое сознание, освободиться, вырваться из плена обезумевшего разума, но тщетно. Яркие эмоции землекопа затягивали её, точно водоворот, липли и никак не желали отпускать.

Для мага разума самое страшное — потерять контроль над собой, позволить расширившемуся сознанию покинуть тело и слиться с чужими мыслями, на время став кем-то другим.