Осада Джотиса

— Не на какую-то, а на очень даже важную помолвку. Талиан! Посмотри на меня. Ну!

Он поднял к нэвию грустный взгляд.

— За этим кожаным пологом тебя ждёт без малого пятнадцать тысяч солдатских душ. — Фариан указал пальцем на вход, вытянулся во весь рост и свёл к переносице брови, точно военачальник на смотре. — Они томятся от радости и нетерпения. Шумят, толкаются и перемывают тебе кости, но это… по-доброму, понимаешь? Ведь когда погиб тан Тувалор, такого не было. Улыбки словно стёрлись с их лиц навсегда.

— Не было, — согласился Талиан и несколько раз в раздумьях несильно стукнул по губам кулаком. — Но помолвка всё равно… Я словно не для себя это делаю… Я… — и устав бороться с сомнениями в одиночку, он высказался напрямую: — Если бы танья Радэна поверила одному моему слову, всего этого не было бы. А так… она стремиться привязать меня к себе как будто из страха. Но я ведь её не брошу! Невеста она мне или нет, я всё равно поступлю по совести. Тогда зачем устраивать всю эту суету?

Во взгляде Фариана промелькнуло странное выражение — смесь жалости и восхищения напополам с осуждением, — но высказался нэвий на удивление мягко:

— Люди, они такие. За добротой и помощью всегда ищут подвох. Но ты пойми, на свете немного таких, как ты. Тех, кто готов помочь просто потому, что так правильно. Зато подлецов не счесть! — Фариан улыбнулся грустно и, оставив игры, присел рядом. — Правда в том, брат, что она тебя ждёт. И солдаты ждут. И… ты уже дал слово. Вопрос решён. Так почему сейчас мечешься, как глупая форель?

Талиан не смог сдержать улыбки — она расползлась так широко, что защипало щёки.

Если у кого-то и были ключи от его сердца, так это у несносного нэвия: одной фразой он мог приободрить, одним словом утешить, чтобы из простого каприза уже в следующую минуту ляпнуть что-нибудь такое, что довело бы до бешенства и заставило рвать на себе волосы.

— Я сижу тут и ною, да? Когда надо заниматься делами? — спросил Талиан вставая. — Совсем раскис?

— Ну-у-у… — протянул нэвий, хитро прищуриваясь, а затем показал большим и указательным пальцами промежуток размером с таракана. — Разве что вот настолько.

Послав ему напоследок ободряющую ухмылку, Фариан исчез, но это ничего не меняло: незримый, тот всегда присутствовал рядом. Талиан закрепил “Кровопийцу” на поясе, взял букет, в последний раз вздохнул и отправился на встречу с невестой.

Снаружи шёл снег. Мелкая крупа сыпалась с низкого, хмурого неба, чтобы, коснувшись земли, сразу растаять. Талиан поёжился — в палатке остался шерстяной плащ с меховым подбоем, — но возвращаться не стал: он ещё успеет за сегодняшний день согреться.

Палатка таньи Радэны располагалась недалеко, в пятидесяти шагах по направлению к западным воротам, но весь проход забили солдаты, оставив для Талиана лишь узкую тропку в бурлящей людской толпе.

Пока он шёл, его постоянно окликали по имени, желали счастья и радостно свистели. Но всё это — с задних рядов, потому что в передние ряды было не пробиться: их целиком и полностью аккупировали альсальдцы. Высокие и стройные, они возвышались в толпе, словно тополи. Сколько Талиан ни задирал голову, встречал лишь их спокойные лица и сдержанные улыбки.

Альсальдцев в войске насчитывалась какая-то жалкая половина сении, но они сдерживали остальных с той невозмутимостью, организованностью и чувством собственного достоинства, что Талиан в который раз проникся к ним симпатией.

У палатки таньи Радэны солдаты расступились полукругом, и он смог вздохнуть чуть свободнее.

Обычай требовал, чтобы он позвал её — и она ему отказала. Дважды. И лишь на третий раз, если действительно согласна, вышла наружу.

— Я, император Талиан Шакрисар, прошу вас, танья Радэна, стать моей невестой. Выйдите ко мне и примите мой скромный дар, если согласны.

После непродолжительной паузы из палатки донеслось твёрдое «нет».

С губ сорвался шумный выдох: лишь тогда Талиан осознал, насколько до этого был напряжён — не человек, а сжатый кулак. Он не успел выяснить, схожи ли брачные обычаи в Сергасе и Альсальде, и потому волновался. Ведь солдаты, в большинстве своём выходцы с юга, вряд ли восприняли бы отличия северян правильно, скорее — сочли бы за дурной знак, а портить помолвку совсем не хотелось.

Талиан повторил фразу, получил отказ и, проговорив заученные слова в последний раз, замер в напряжённом ожидании — палатка слишком подозрительно молчала.

Наконец кожаный полог шевельнулся, и танья Радэна вышла наружу.

Талиану хватило одного взгляда, чтобы понять: нэвий тревожился зря. Пусть платье было незатейливым — его украшала лишь одинокая золотая полоса спереди да полупрозрачная шёлковая накидка, — зато сама танья Радэна в нём сияла: яркая, как искрящийся на солнце снег, и такая же прекрасная.

Губы, чью мягкость и нежность Талиан успел испробовать, раскрылись для него в приветливой улыбке. Глаза возбуждённо сверкнули, и на щеках разлился румянец.