Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 233



Всеобщее молчание стало ей ответом.

— Тогда все свободны, — произнесла она холодно и первая направилась к двери. Впрочем, ненадолго остановилась рядом с Гайоном. Подлец думал, когда лучше всего перебраться за стену и что предложить гердеинцам в обмен на жизнь и свободу. И всё бы ничего, упадническое настроение накатывало на каждого, но тот хотел засыпать крысиным ядом оставшееся зерно и отравить защитников.

— Сделаешь то, о чём сейчас подумал, сдохнешь раньше, чем хотя бы шевельнёшься.

— Я… ни о чём таком… моя…

Маджайра зло щёлкнула пальцами — опять враньё! — и рука помощника главного казначея сама потянулась к поясу, вытащила из ножен кинжал и приставила к тощей шее. По веснушчатому лицу юноши прокатилось изумление, быстро сменившееся паникой, а на коже тоненькой ниточкой проступила кровь.

— Я не всегда буду такой доброй. В следующий раз, когда тебе в голову придёт мысль выкупить жизни жены и детей у гердеинцев в обмен на предательство, ты сам себе перережешь горло. Это понятно?

Гайон напряжённо сглотнул, глядя на неё распахнутыми глазами — и на дне чёрных зрачков полыхал животный ужас.

— Замечательно.

Маджайра уже совсем собиралась уйти, но у двери её окликнул господин Симеур:

— Моя принцесса! Позвольте проводить вас! — и раньше, чем она успела отказаться, он уже взял её под руку и уверенно повёл по коридору.

В этом разменявшем четвёртый десяток лет мужчине было всё: и военная выправка, и сухая сдержанность, и властность, и ещё не поседевшее золото кудрей, но что важнее — Маджайра чувствовала в нём сильный магический дар. Императорскую кровь.

Окажись он чьим-то бастардом, она бы не удивилась.

Ведь тогда всё встало бы на места: и чуткость Келуна, позволившая ему понять, как ей плохо, и сопротивление Гивура её воле.

«Если давить на людей слишком сильно, в одну ночь можно запросто лишиться головы. Подумайте об этом, когда будете отходить ко сну, моя принцесса»

Маджайра вскинула к мужчине напряжённый взгляд, но губы господина Симеура не шевелились. Он вообще на неё не смотрел.

«За мысли ещё никого не убивали. Только за поступки. Так не будем же отходить от традиций?»

— Благодарю, — прошептала Маджайра, когда он остановился у выходной двери.

— Не стоит благодарности.

Господин Симеур с достоинством поклонился и ушёл. А она так и осталась стоять перед дверью в мучительных раздумьях, гадая, как он понял, что ей нужно в сад. Пока не сообразила, что Гивур всё ему рассказал.

Вздохнув, Маджайра толкнула от себя дверь. Её ждало незаконченное дело.

Храм Величайших, прежде спрятанный за деревьями, теперь не заметить было бы сложно. Он торчал посреди бывшего сада как в море одинокий риф. Три мраморных скульптуры — Адризеля, Суйры и Рагелии — держали над головами массивное кольцо, бывшее когда-то частью крыши.

Маджайра поднялась по растрескавшимся ступеням к потемневшему от времени алтарю и смиренно опустилась на колени.

Голова разболелась невыносимо. Хотелось расправиться с этим делом побыстрее, но слова никак не шли, не ложились на язык. Она с тоской посмотрела на низкое, закатное солнце и вздохнула.

— Никогда не понимала, что Анлетти в тебе нашёл. Почему всегда внимательно слушал и, что ещё хуже, прислушивался к твоим пьяным бредням. Почему столько лет служил верой и правдой, когда логичнее было бы занять престол самому. В клятву императору, ты уж прости, отец, я не верю. Так не служат только из соображений долга.

Маджайра вынула из складок одеяния припасённую свечу и запалила одинокий огонёк.