Страница 16 из 233
Его ненависть полыхала во взгляде. Она, словно удар хлыста, обжигала и лишала воли. По телу волнами тёк то ледяной озноб, то щиплющий жар. Маджайра смотрела своему убийце в глаза, не смея моргнуть, и, кажется, даже не дышала.
— Когда гердеинцы подойдут ближе, тогда и ударю, — ответил Гивур, вздохнул и повернулся к ней спиной, заступая врагам дорогу.
Маджайра взахлёб втянула в себя воздух — едва им не подавилась — и неверяще уставилась мужчине в широкую спину. Кто бы мог подумать, что он сможет побороть искушение и удержаться на грани. Он её ненавидел, но ненависть к гердеинцам оказалась сильнее.
Только она не собиралась здесь больше оставаться. Ни единой минуты!
Подобрав низ простыни, чтобы в ней не запутаться, Маджайра развернулась, намереваясь сбежать, как вдруг наткнулась взглядом на нэвия.
Всё-таки её услышали.
— Отец, — прошептала она растерянно, и колени снова подогнулись. Меньше всего на свете она рассчитывала увидеть здесь его. Но это был он. Невозможно спутать!
Перед ней стоял высокий тридцатипятилетний мужчина. В парадной императорской мантии, с шёлковой узорчатой лентой через плечо и тяжёлым золотым венцом, из-под которого торчали кудри светлых волос.
Именно так отец был одет в день своей смерти, хотя… тогда он выглядел хуже. С осоловевшими глазами и красной рожей, пьяный с самого утра. Не император, а туша зажравшегося борова, грузного и потного, а сейчас…
Пусть полупрозрачный, но хотя бы на человека стал похож.
От невольного сравнения сердце болезненно сжалось.
— Зачем ты пришёл?
— У нас будет только одна попытка, — произнёс нэвий тихо, подплывая ближе. — Вложи в неё всю свою злость, весь страх и отчаянье.
— О! Страх и отчаянье? За этим дело не встанет! — Маджайра рассмеялась, а затем с прорезавшейся горечью добавила: — Твоими-то стараниями… Так что мне вспомнить, отец? Оскорбительное? Грубое? Гадкое? Какое выбрать воспоминание?
Лишь когда голос сорвался на крик, Маджайра осознала, что её всю трясёт. Даже Гивур не казался настолько пугающим, как родной отец. Мужчина честно ненавидел и жаждал её смерти. По понятным им обоим причинам. А покойный родитель…
С ним невозможно было угадать, когда он погладит по голове и назовёт умницей, а когда залепит пощёчину или ухватит за ягодицу.
— Любое подойдёт, — ответил ей нэвий.
Он что-то шепнул, по полупрозрачному телу прошла волна малинового цвета, и в следующее мгновение отец предстал перед ней во плоти.
— Сегодня я пришёл, чтобы помочь. И я помогу.
Только Маджайра не верила. Её вера в отца — любящего, заботливого, который защитит и не даст в обиду — сдохла больше полугода назад. А он тогда даже ничего особенного не сделал. Просто, как обычно, напился вдрызг и свалился на сложенные горкой подарки. Что помял, что растоптал, что залил вином и выпачкал в грязи — не так уж было и важно.
А она-то всего и попросила, чтобы хотя бы день, на семнадцатилетие, ей не было за него мучительно стыдно.
Нэвий взял её за руку, и та словно отнялась. По коже россыпью побежали мурашки, а от ожившего мертвеца повеяло тяжёлым, замогильным холодом.
Маджайра отвернулась, готовая смотреть куда угодно — на усыпанную гравием дорожку, на трепыхавшийся по ветру полог палатки, на ноги Гивура в добротных сандалиях, — но только не на отца.
Он обнял её за талию, прижимая спиной к своей груди, и поймал в плен вторую руку. Несильно сжал пальцы.
— Всё, что тебе нужно сделать, это вскинуть руки, а затем резко их опустить. Словно даёшь бегунам отмашку. Дальше я уже сам. Справишься?
Тяжёлые мужские руки крест-накрест легли ей на грудь. Сжали, точно в тисках, и придавили к земле. Окутали холодом. Маджайра задышала поверхностно и часто, облизнула пересохшие губы и обречённо закрыла глаза.
Все слова сбились в горле плотным комом и застряли.
Справится ли она?..
Впереди гердеинцы открыли ворота и разрозненными, плохо организованными группами устремились к дворцу. Но им «повезло». На них с Гивуром надвигался плотно сбитый отряд воинов в грязно-голубых туниках, с дешёвыми — собранными из мелких железных пластинок и выкрашенными в чёрный цвет — широкими наплечниками и нагрудниками. Маджайра видела вскинутые круглые щиты и длинные копья, остроконечные шлемы с вьющимися по ветру лентами. Слышала топот десятка ног и…
Не находила в себе силы.
Её вырвал из сна призыв колокола. Она, морнийская принцесса, стояла сейчас в одной простыне. Чтобы убить, её преследовал Гивур. На помощь явился покойный отец, которого она презирала и ненавидела. И вот теперь ещё отряд гердеинцев…
Всего этого было слишком для одного утра. Даже для неё.
— Что же ты медлишь? — хмуро произнёс отец, и его объятья стали ещё крепче. — Вложи силу и сбрось оковы. Я знаю, мы в этом похожи. Мы боремся до конца. До победы.
— Похожи? — спросила Маджайра и, не выдержав, истерично расхохоталась. — Я и ты? Похожи? Не верю! У нас нет ничего общего. Даже отдалённого.
— Уверена? — он склонился к самому её уху и прошептал: — А я думаю, что есть. Ненависть. Знаешь… я ведь убил родного отца. Всадил ему кинжал прямо в грудь. Вырвал и снова ударил. Я бил его так долго, что под конец он начал походить на окровавленный кусок мяса, разрезанный на куски и хорошенько отбитый. Ни у кого сомнений не возникло, что его задрал дикий вепрь. Только человек пострашнее любого зверя будет. Не так ли?
Страх. Возмущение несправедливостью. Злость. Отчаяние И как итог, глухая, исступлённая ненависть. Отец взывал к этим чувствам, не понимая, как устала она жить в мире, стремящимся её уничтожить. Среди людей, которым противна. Без единого проблеска надежды.