Страница 15 из 233
22 день месяца Разлива рек.
Большой колокол надвратной башни яростно звенел, призывая защитников на стену. Маджайра бежала, задыхаясь, сквозь палаточный лагерь беженцев — растрёпанная со сна, наспех завернувшаяся в простыню, по сути, в одних сандалиях — и отчаянно не успевала.
Ещё затемно, не успела окутать море у горизонта розовая предрассветная дымка, гердеинцы пошли в атаку. Как раз перед сменой ночного караула. Чтобы бой приняли вялые и утомлённые бессонным бдением защитники, а новые, свежие силы подкрепления мирно доспали лишний часочек.
Да что там… Маджайра сама поднялась не сразу. Лишь когда сквозь сон расслышала колокол, встревоженные крики и удаляющийся топот.
Вдруг низкий раскатистый звон оборвался.
Маджайра сдвинула со лба волосы и вгляделась вдаль, где шагах в трёхстах впереди высились ворота. Даже сквозь бешеный стук сердца, отдающийся резью в боку, она отчётливо расслышала шлепок, с которым погибший защитник сорвался вниз со стены. Герой, поднявший остальных по тревоге.
«Враг уже на стене и скоро откроет ворота», — мысль пронзила сознание острой болью.
Маджайра невольно замедлила бег, а потом и вовсе остановилась. Если враг уже на стене, спасать её поздно. Но если это так… то и дворец… и она…
По спине вдоль позвоночника скатилась липкая капля пота, губы плаксиво скривились и кулаки, прежде сжатые для боя, вдруг задрожали. Маджайра словно увидела себя со стороны. Семнадцатилетнюю девчонку, в простыне и с копной нечёсаных волос, которая в одиночку собралась остановить вражеское войско.
Смех да и только.
Мимо неё, отпихнув, пробежал стражник. Ноги подогнулись, и она упала вперёд, рассаживая в кровь колени и подставленные ладони. Ободранная кожа отозвалась жжением и болью. Живот скрутило, и к горлу подкатила тошнота, а после наступило удивительное спокойствие.
Маджайра видела, как мимо неё от стены к дворцу проносятся защитники. Не узнавая её и потому не останавливаясь. Вероятно, слишком обеспокоенные спасением собственных жизней, чтобы помочь.
Трусы!
Но увиденное бегство, как ни странно, придало сил.
Сорвав с шеи треугольник, Маджайра вцепилась в него грязными окровавленными пальцами и зашептала:
— Пожалуйста, помогите! Кто-нибудь… Кто угодно! Я, Маджайра, дочь Гардалара, внучка Ксантеса, правнучка Туйреса. Кровь от крови приплывшего на эту землю Морнгейла. Взываю к вам и обещаю! — она на мгновение запнулась, собирая остатки воли, но всё же заставила себя закончить. — Нэвий, что придёт мне на помощь… Отплачу смертью и прахом. Жизнью и кровью. Любую просьбу — исполню. Слово принцессы!
Каждый человек, в ком теплился хотя бы огонёк магического дара, умирая, оставался жить бесплотным духом, нэвием — и это посмертное существование, если находился подходящий сосуд, могло длиться практически вечно.
Нэвии внимали людским просьбам с благосклонностью и часто вмешивались в дела живых. Ведь со смертью их магический дар никуда не исчезал — лишь усиливался.
Простолюдины называли это благословением или проклятьем богов. Благородные знали, что боги внемлют лишь избранным, а мелкие вопросы — заговор на любовь или удачу в предстоящей сделке — отданы на откуп нэвиям.
Однако у всего была своя цена. И в случае Маджайры она могла оказаться непомерной.
Слова отзвучали, но ничего не изменилось.
Палаточный лагерь беженцев просыпался, и до людей в нём стремительно доходило, что если они прямо сейчас не уберутся во дворец, придерживать двери для них никто не будет. Все друг на друга орали, хватали детей, куда-то бежали. И только Маджайра стояла в центе этого столпотворения и, недвижимая, с надеждой смотрела на восток, где занималась заря.
— Пожалуйста… — шептала она немеющими от ужаса губами. — Кто-нибудь… я… не смогу одна. Помогите! Я же ваша кровь!
Топот и крики умолкли, и стало угрожающе тихо. Маджайра вдруг отчётливо осознала: рядом с ней больше никого нет. Ни отступавших защитников, ни суетливых, обезумевших от страха беженцев, ни чумазых и сопливых детей. Только пустые палатки, выкипающее на огне варево и она.
Единственная, кто не успел спрятаться.
Совсем рядом раздался шорох шагов. К ней из-за палатки вышел морнийский воин — в малиновой императорской тунике, дорогом бронзовом нагруднике и поножах, — но когда тот снял шлем, позволив ветру растрепать золотые кудри, и Маджайра его узнала, разом стало не до нэвиев.
Перед ней был Гивур. Старший брат погибшего Келуна.
— Как опрометчиво принцессе оставаться вне стен дворца, когда враг открыл ворота и с минуты на минуту будет здесь, — произнёс он низко и утробно, растягивая губы в улыбке, затем вернул шлем на место и обнажил клинок.
Из прорезей в металле на неё зло смотрели глаза — невозможно ярко-синего цвета, будто и не глаза вовсе, а два полыхающих магией сапфира, — и снизу выглядывал краешек щетинистого подбородка.
Специально шлем снял, чтобы она знала, кто станет её убийцей. Вот же позёр.
Маджайра медленно поднялась с земли и приказала:
— Стой!
Послушные её воле магические нити вырвались из треугольника и оплели юноше ноги, но не остановили. Он разорвал их при следующем шаге, будто и вовсе не заметил.
Но как же… Почему не получилось?..
— Стой, — повторила Маджайра уже не так уверенно.
Искрящиеся голубым цветом нити опутали юношу с головой, спеленали, точно младенца, и снова с треском разорвались. И вот тогда стало страшно по-настоящему.
Маджайра отступила на шаг, борясь с желанием развернуться и побежать. Сердце колотилось прямо в горле. Часто-часто, как у перепуганного насмерть зайца. Вот только она не заяц! И смерть свою встретит лицом к лицу!