Потусторонняя Вязь

Когда малыш Бади — парнишка с заячьей губой и крутым нравом — наставил дуло своего револьвера на морщинистый обезьяний лоб Соломона Траска, весь клуб «Подштанники» ухнул, как после финиша выигрышного конула на забегах Сент-Валена. «Подштанники» — подпольный и прокуренный игровой зал в подвалке цехов Вардбита, куда стекалась всякая шваль. Скинув победные карты, Траск заграбастал тысячу статов, выбесив психованного Барди. Компания зрителей зашепталась, кто-то подсказывал малышу, чтобы он успокоился. «Грохну — и дело с концом! Отбегавшая шавка Годони, кому ты теперь нужен?!» Траск не спорил — выхватил револьвер из слабых рук малыша и вытряхнул оттуда два патрона. «Осталось четыре, сучонок. Стреляй. Но если тебе не повезёт, очередь перейдёт мне». Все замерли, а Бади взял револьвер, крутанул барабан и, прицелившись, щёлкнул холостым. «Дерьмо собачье!» — возмутился Бади. Соломон наспех отобрал оружие, вертанул барабан и всадил выскочке пулю в сердце. «Парнишка зарвался», — сказал Соломон, накинул серый плащ, пихнул в карманы статы и поднялся на поверхность.       

            Хлюпая по грязной жиже, Соломон шёл в свою конуру, которую снимал у беременной марфы за копейки. Второй этаж, низкий потолок, а из удобств только сраный чёрно-белый ящик с картинками. Вытащив бутылку бренди со дна заполненной ледяной водой ванны, Соломон открутил крышку и плеснул в стакан на три пальца. Уселся, не снимая плаща, в разодранное кресло, которое нашёл на помойке. Мягкое, почти удобное. Соломон любил поразмышлять в тишине со стаканом в руке, и даже шумливая ребятня под окнами ему нисколько не мешала. Неожиданно включился тв-ящик, по которому крутили рекламу. Соломон выругался, терпел надоедливый елейный трёп, начались новости спорта. Кому ещё нужен долбаный спорт, подумал Соломон? Свет от экрана падал на сложенную вдвое газету. Соломон ненавидел прессу, откуда здесь свежий выпуск «Генц-трибун»? Он просмотрел новости, в которых не нашёл практически ничего интересного. Разве что «Вечный странник» запеленговал инопланетный сигнал и то, что нашёлся труп известного юриста по фамилии Кардиц. Мелкой заметкой проходила презентация званого ужина в замке Генцелада по поводу безоговорочной победы Леонхарда Хансена. Приглашены все гипер-лигаты Конфедерации, Синклит в полном составе и много кто ещё. Траск бы ни за что не обратил на заметку внимания, не будь краешек газеты чем-то вымочен и высушен, отчего состарился лет на десять по сравнению с другими листами. Совпадение, ну, ну, подумал Соломон. Он почесал затылок и вышел за входную дверь.

            Нашёл рабочий телефон в мясном гастрономе Вардбита. Жужжали мухи, мясо тухло, но очередь была приличная. Соломон бросил монету продавщице и зашёл в подсобку, чтобы позвонить.

— Фокси, ты живой? — спросил он. — Траск говорит.

— Плешивая ты мартышка! — обрадовался Фокстрот. — Хоть кто-то из наших уцелел. Чего названиваешь?

— Об ужине слышал? Пушка нужна.

— Ну! Только даже меня не пригласили, сволочи! Зачем пушка-то?

— Лучше автомат со сменными бобинами. Хочу подперчить вечеринку.

— Спятил? Там будут не только козлы, но и деловые, достойные люди, мать их ити!

— Постараюсь выцеливать козлов, — сказал Траск.

— Нас же могут прослушивать, Соломон! Ты в своём уме такие вопросы по телефону обсуждать?! Это ж типа государственная измена!

— Фокси, ты белены объелся? У тебя ребята повсюду. Будут и в замке, верно?

— Угу. Но как пронести туда оружие? Охрана, досмотры, дроты и прочая херня! Хуже, чем банки грабить!

— Запихни пушку в торт, — усмехнулся Траск, — и запомни — я люблю взбитые сливки.

— Как мне связаться с тобой?

— Никак. Прощай, — Соломон повесил трубку и сразу же набрал другой номер.

— Кондитерская «левантона»?

— Здравствуйте, всё верно, это кондитерская лавка «Левантон». Как кабаре — только слаще! Слушаю вас. Хотите оформить заказ на торт или другие сладости? У нас огромный ассортимент, и мы всегда рады угодить клиенту, — выдала скороговоркой девушка.

— Скажите, у вас готовят десерт для званого ужина в замке?

— Для нас это огромная честь и ответственность, — сказала она.

            Траск повесил трубку, поморщился, словно съел лимон, и вышел из подсобки. Очередь за говядиной удлинилась вдове, мух тоже прибавилось.  

            Соломон взял на парковке здания Годони ржавое корыто на колёсах, чтобы перемещаться по Генцеладу, который он больше не узнавал. Разбитые витрины, граффити, сорванные неоновые вывески и флаги «юнфера» — вся эта ерунда никоим образом не вязалась с его прошлым, противоречила ему. Траск понимал, что вряд ли что-то изменит, но хотя бы воздаст памяти своего лучшего друга. Ларри никогда ему этого не говорил, кому угодно, но только не ему. Потому что Ларри обычно врал людям, не стесняясь. Но Траску он доверял всегда, даже перед смертью, о которой знал заранее. За мной придут, сказал ему Ларри, и убьют. Так они захотят спровоцировать войну кланов и дальнейшую чистку. Если ты, сказал Ларри, грохнешь убийцу, то их пыл поутихнет. Ублюдок Хансен не может быть человеком криминала, когда его брат возглавляет оппозицию. Не дай, попросил Ларри, сплясать на моих костях. Пусть моя смерть станет объединением, о котором подонки Генцелада обязательно задумаются, когда им нечего будет есть. Принести себя в жертву — не черта Годони, по крайней мере, того, который построил бизнес-империю. Новый Годони, старый и немощный, больной и умирающий, смирившийся с неутешительным диагнозом извлёк из своей гибели максимум для будущего своего детища в том числе. Раз у него получилось, выйдет и у меня, заключил Траск.