Страница 91 из 91
Джулия вырвала руку и вперила в Траска злой взгляд.
— Я знаю об оружии в торте! — выпалила она. — Дурак! Я прикрыла твой зад! Если бы Хансен узнал, ты бы уже гнил в какой-нибудь яме!
— Точно, точно. И узнав о моём плане, вы расслабились. Всё правильно. — Он ухмыльнулся. — Советник, говоришь? Так и быть, вот тебе мой последний совет — иди домой прямо сейчас.
Траск ушёл в зал, а Джулия нервно закурила, изо всех сил унимая подкатившие слёзы.
Званый вечер катился к закату. Некоторые гости ушли, остались самые важные шишки, в том числе и Хансен с коллегами по «Юнферу». Соломон поискал Джулию, но не нашёл. Надеюсь, подумал он, девчонка послушалась совета старого бандита. Траск встал из-за стола, покачиваясь. Он выпил несколько коктейлей, разбавил их чистой настойкой и теперь едва мог стоять. Однако он добрался до сцены, взял микрофон и проверил звучание, стукнув по нему указательным пальцем.
— Прошу прощения.
Гости затихли перед очередным оратором.
— Моё имя — Соломон Траск. В детстве я мечтал петь, но как-то не сложилось. — Его язык заплетался, но речь удавалась. — Когда я попал за решётку в первый раз, посчитал, что мир несправедлив. Я хотел наладить этот мир, и теперь мечтал сделать его лучше.
Кто-то в зале собрался хлопать, но его прервали, сохранив тишину. Соломон пошёл с микрофоном к столикам, шнур тянулся за ним.
— Но я быстро понял, что мир устроен сложнее, чем в книжках с картинками, которые мне дарила мама на день рождения. Третий срок за кражу мотоцикла я вспоминаю, как момент очищения. Да, очищения, потому что я, наконец, понял, что справедливости не существует. Потом я стал убивать по приказу, и не жалею, потому что справлялся со своими обязанностями как никто другой. Я был верным псом. Но несправедливая жизнь вдруг проявила ко мне долбаную справедливость, отняв единственного сына. А он, между прочим, не на войне погиб! Словил пулю от каких-то мудаков.
Генерал армии в кителе попытался заткнуть говорившего, но Траск оттолкнул его и продолжил:
— И что я вижу? Мой мир меняется под влиянием упырей, которые ничего не знают о городе, о традициях, о бедноте, которая нуждается в справедливости куда сильнее, чем ваша элита. Нищета — это отребье, и честный убийца признаёт это сразу. Вы — нет! Я плевал на политику, на вашу мышиную возню и тёрки с сономитами. Фрай был мудаком, но поверьте, вы не лучше. И напоследок. — Он глянул на Хансена. — Я убил твоего брата, сучий ты сын!
Гости встрепенулись, Хансен вскочил, что-то выкрикнул. Траск вынул из кармана брюк ингалятор, какой используют астматики, и надавил на поршень, выпустив струю аэрозоли. Соломон поставил ингалятор на стол и уселся на свободное кресло. Кнопку заклинило — содержимое баллона распылялось зеленоватой аэрозолью в пространстве.
— А вы знаете, почему апатиниум так называется? Потому что он вызывает апатию! А апатия может быть ядовитой!
На Траска напала охрана, схватила и повела вон из зала. Он ещё что-то выкрикивал, но вскоре замолк, обмяк. Гости пошептались, обсуждая выходку пьянчуги, и не сразу заметили, что им тяжело дышится, будто в глотку натолкали ваты. На всех накатила волна панической атаки, дамы ломанулись на веранду, мужчины пытались держаться достойно. Однако и они поняли, что со здоровьем что-то не так, в глазах помутнело, подкатывала тошнота. Первым выблевал министр иностранных дел Илеи, седовласый старичок с острыми ушами. Его выворачивало на ковёр ручной работы, сшитый в Заливане местными падчерицами. Вторым стал певец и композитор, друживший с женой генерала. Ужин экстренно сворачивался, гости спешили домой. В салонах своих авто проблевались те, кто ушёл раньше. Так или иначе, но вывернуло всех и каждого. Вызвали медслужбу. Когда первые машины с помощью прибыли к замку, они остановились в ста метрах от парадного входа.
Медики оцепенели от представшего зрелища и нацепили защитные маски. Медбрат включил рацию:
— Говорит экипаж 81. Повторяю, экипаж 81!
— Что там у вас?
— Тут все мертвы, повторяю, все мертвы.
— То есть как? Кто все? — спросили с той стороны.
— Вышлите ещё пять экипажей и труповозки. Это ужас какой-то, — сказал медбрат и отключился.
На стриженой, припорошённой снегом лужайке возле замка в горчичных ручьях кашицеобразной блевотины лежали разодетые в пышные наряды трупы известных и высокопоставленных персон. Среди них были политики, убийцы и трепачи разных мастей. Вестибюль тоже был загажен, как неф и сам зал. В белоснежную скатерть уткнулся мордой предводитель Хансен. Рядом валялся пустой ингалятор, а в пятидесяти метрах от него, в компании двух крепышей, нацепив самодовольную улыбку, разлёгся Соломон Траск. Его застывшая обезьянья морда ликовала, ведь он исполнил мечту детства — выступил на сцене и сорвал одиночные овации. Прислонившись к колонне нефа в компании роящейся мошкары, в ладоши хлопал Инсар Килоди.
Конец