Страница 84 из 91
— Поранился?!
На крыше контейнера стоит Ван Дарвик в компании зависших в воздухе чернил. Сзади горят фонари, освещающие склад с контейнерами, подготовленные для станции. Поднимаюсь, ноги трясутся, я слишком быстро теряю силы.
— Я польщён, — кривится Оло Ван, — ты притащился в такую даль, чтобы проводить меня. Не стоило, правда.
— Никуда, сукин сын, ты не денешься!
— Красавчик, скверно выглядишь, — он взмывает и парит, как ярмарочный фокусник, — последствия отходняка? Говорю же, зуверфы — абсолютный наркотик. Если в него погрузиться, он ответит взаимностью, ему незачем убивать тебя. А ты предал их, вот и поплатился.
В эпицентре перестрелки разрывается граната, поднимая клубы пыли. Выстрелы затихают.
— Похоже, твой приятель спёкся, — говорит Оло, левитируя, — не повторяй его участь, Инсар — проваливай, пока я не передумал! Посмотри на себя, ты едва дышишь!
Паскуда прав, Хсар меня раздери. Я валюсь на колени, ничего не осталось, кроме обиды и боли. Я собираюсь остановить летающего полубога, в то время как сам могу сдохнуть в любую секунду. Ещё так некстати эта грёбаная пробоина в боку! К нам выходит мужчина с автоматом. Глядит на меня с усмешкой, а я его узнаю, потому что видел, как он драл наследницу сономитского престола. «Второго загнали и подорвали», — докладывает он Ван Дарвику. Оло приземляется. «Труп где?» — «Тык, разворотило-ж». — «Проверили?» — «Дроты там обшаривают, куда мы гранату кинули. Скоро узнаем». А с этим чего?» — «Иди, — кивает Дарвик, — тебе пора». Наёмник хмыкает и удаляется.
— Дружков завёл, — говорю, — в одиночку не справляешься?
— Эти парни приехали на станцию и согласились подзаработать. У тебя открылся дар исцеления, а я отлично убеждаю.
— А дроты?
— Без них на траверсе делать нечего, — на его лице возникает поганая ухмылка, — опять ты, словно глухой крот, полез туда, о чём понятия не имеешь.
— А ты знал, куда совался в той пещере, да? — спрашиваю, прерываясь на кашель. Куртка пропиталась кровью, сознание начинает уплывать. Ван Дарвик снимает бушлат, оставшись в чёрной водолазке, кидает его мне.
— Приложи, — и помогает мне, — полегчает.
Хватаю его за ворот, но кулак, как следует, не сжимается.
— Ч-ч-ч, не дёргайся ты так, — шепчет Оло, — подыхай, красавчик. И, надеюсь, ты смиришься, если перед смертью узнаешь, что я сказочно обосрался, когда та блестящая штуковина утягивала меня в синий столб. Инсар, мы не в пещеру попали, ты понял? Космический корабль широзаев! Прикинь! Я видел тьму, но возродился, чтобы восславить Хсара. Осталось чуть-чуть — проделать короткий путь до вонючей Детры и разнести там всё на мелкие кусочки!
— Дурак ты, Оло, — кряхчу я, — у тебя никаких шансов против богов, спустившихся с неба.
— О, красавчик, в этой битве я — фаворит.
Возвращается наёмник, говорит Оло, что парни обшарили всё побережье — никого: ни трупа, ни Атласа. В гироплане тоже пусто. «У них там гермодроты, — сообщает он, — что с ними делать?» — «Взорвите к едреням!» Наёмник кивает, свистит своим парням, опять уходит. Сумерки рассеялись, осталась тонкая утренняя дымка.
— Не ожидал, что всё закончится так просто, — говорит Оло, усевшись рядом со мной. Меня колбасит лихорадка, мозг размякает.
— Верни зуверфов, — еле-еле шепчу я, — верни.
— Поздно ты спохватился, приятель. Поезд ушёл — чух-чух! И ты сам виноват, ага. Джулия, Тесума, Лайона, Траск и зуверфы — все пострадали из-за твоего непомерного эгоизма, который закрывал солнце и отбрасывал жирную тень на любые благие начинания. Твой дерьмовый характер оказался пакостнее иноземного вируса-зуверфов, что уж там говорить о какой-то любви. Ты, наверно, считал, что сдерживаешь тварей, а они пытают тебя, сопротивляясь доброй воле? Опять ты промахнулся, красавчик.
— Открой же мне глаза, проповедник херов!
— Воспринимая зуверфов как проклятие, ты ограничивал себя. Не будь ты куском говна, тебе бы никого не пришлось убивать!
— Они требовали смертей, чтобы исцелять! Зуверфы кормятся бурей агонии! — кричу я из последних сил Ван Дарвику прямо в ухо.
— Вирус пожирает чужую плоть, если нет антител, красавчик. Откуда им взяться в твоей скудной душонке? Вот ты и подпитывался извне!
— Но ты тоже убиваешь!
— Потому что я так хочу! А ты, мразь, прикрываешься проклятиями, нытьём и страданиями, чтобы оправдаться, чтобы подменить своё эго, чтобы в очередной раз трусливо застыть мраморным изваянием, как тогда — в злосчастный налёт обезумевшей «Выдры»! Сдохни, лживая ты двуличная тварь! Если в тебе осталось хоть что-то мужское, не скули, как побитая псина, и подохни в тишине!
На берег стягиваются мужчины с тюками. Они шепчутся, курят, гогочут. За ними плетутся покорёженные дроты. Железякам досталось, но выглядят они вполне работоспособно. Я понимаю, что в последний раз смотрю на этот мир, а дальше, быть может, заскочу в Потустороннюю Вязь, и затем отправлюсь в неизвестность. Я дважды умирал, но в этот раз кошмар кажется чересчур правдоподобным. И сидящей на песке в метре от меня Оло Ван — это апогей безумства, с которым я прожил эти семь лет, целую жизнь, наполненную самообманом и жаждой утвердиться за счёт других. Ублюдок пудрит мне мозги, он умеет. Но в чём-то он прав. Во всяком случае, в том, что касается Джулии. Моя трусость сломала наше общее будущее, и зуверфы здесь ни при чём.