Страница 5 из 91
Однажды мы остановился переночевать на Даверсон — в борделе «Сошуаль», который посещал регулярно и ненадолго. Но тот раз был особенным. Да, мы могли пойти в любую ночлежку Генцелада, но прихоть женщины не обсуждается. Та ночь прошла не слишком оригинально, но я запомнил её навсегда. Мы слушали старые, непопулярные пластинки, пили гадкий бренди и нежно любили друг друга.
В «Серпенто Вэлиа» всё по-старому: коридор, выкрашенный дерьмовым, кажется, цветом тысячу лет назад, усатый неповоротливый администратор и огромная чёрно-белая картина с извивающейся змеёй. Змея обнимает жертву, но это не грызун, а бутылка спирта. Острым краешком хвоста змея сбрасывает крышку, намереваясь полакомиться напитком. Никогда не задумывался над значением картины, но каждый раз признавал, что она мне нравится. Эта самоуверенная бесцветная опасная тварь словно подмигивает постояльцам и шипит что-то вроде «будьте как дома, располагайтесь, я только закончу свои дела и сразу же к вам подползу». Спешу занять номер. Внутри как всегда — обои тёмно-зелёные, под цвет моего галстука, высокая и не слишком узкая кровать, телефон, туалетный стол и отдельная ванна. Зеркало уже заботливо завешено полотенцем, как я и просил. Немного вздремнув, звоню в Архив — сегодня принимают. Прежде всего, нужна новая курительная трубка. Спускаюсь вниз, спрашиваю администратора, где поблизости табачная лавка или вроде того? Он долго крутит ручку в усах, что-то вспоминает, затем подпрыгивает, как от удара током, и скороговоркой выдаёт приблизительные координаты нужного места. Киваю, прошу, чтобы к вечеру согрели воды, и прощаюсь.
Прогулка вдоль реки навевает воспоминания. Джулия любит считать всё подряд, когда о чём-то мечтает. Катера, лодки, посудины вроде той, на которой Малон Рих пересёк Мелиметское море. Моя задача — считать фургоны, появляющиеся у набережной. Набирая дюжины две, она заявляла, что победила и что я обязан сводить её в ресторан. Ах, Джулия, у меня нет шансов в этой игре. И теперь я узнаю, что она умерла. Меня обдаёт жаром, словно в парилке на полную мощность врубили вентилятор, мне страшно. Потому что случись такое на самом деле, я бы и не узнал, пока не захотел. Джулия никогда не совершала глупостей, даже когда дурачилась. В её натуре гармонично уживались ледяная уверенность и дерзкая вольготность, как в той змее на обшарпанной стене гостиницы.
Сворачиваю от реки в квартал, обхожу старый деревянный ящик, в котором когда-то сидел постовой. Лавка мелкая, но табака в ней — обдымиться, и предметов для курения на любой вкус. Я прошу найти для меня особенную вещь, костяную. Старикан кивает, исчезает в подсобке. Выходит уже со свитком, наподобие того, который нёс Маска на борту дирижабля. «Отличная штука», — говорит на смеси илейского и шуманского, получается жёваное бурчание. «Чья кость?» — спрашиваю и разворачиваю ткань. «Слона, — говорит, — убит копьём вождя племени». Беру трубку, верчу в руках. Не лучше прежней, но сойдёт. Расплачиваюсь, выхожу. Сперва — тугая затяжка, потом всё остальное. Прячусь в глубине улочек, здесь, на северной стороне Генцелада редко встретишь говнюков из фаланги досмотра. Гашиш никогда не запрещали, но любой наркотик вызывает подозрение, тебя проверяют на возможную причастность к сбыту или трафику. И ничего, что хамула Родензира беспрепятственно вкачивает в город кубометры разной дряни. Бороться с последствиями, а не первопричиной давно в почёте у гипер-лигата Фрая. Трубка дымится, делаю глубокий вдох одурманивающей травы, внутри расплывается сдержанное удовлетворение, и поганые зуверфы ликуют, всасывая терпкий тугой дым. Прячу трубку в карман пальто и снова выхожу к реке. Мимо проносится рекламный дрот с пузатым монитором вместо башки. Дрот барахлит, из металлической задницы валит сизый дым, как от моей трубки минуту назад, что-то скрежещет. На чёрно-белом мониторе дородная блондинка в дизайнерском платье демонстрирует прелести своей фигуры, убеждает позвонить и купить немедленно. Дрот тарахтит, колёса, на которых он катится, сворачивают к реке. Дрот набирает скорость, распугивая прогуливающихся студентов, с грохотом врезается в невысокие перила, переваливается через них и плюхается в воду. Не впервые на моих глазах дрот выходит из строя. Скука, потому что обычно у них лопаются провода или заедают шестерни, тогда они сходят с ума и устраивают хаотичные гонки, сбивая прохожих.
Унылый вечер дополняется мелким дождём. Прогулка по кварталам старинного Генцелада увлекательна, но приходится торопиться: Архив закрывается в десять. Величественные колонны невысокого, но фундаментального сооружения в историческом центре Генцелада покрыты лесами. Взбираюсь по ступеням, захожу внутрь. Мне выдают карточку, напоминают, что в запасе у меня не больше часа, и отпускают на рандеву с хроникой. Мне много не надо, всего лишь найти записи годовой давности, где упоминается смерть Джулии. У неё нет родных, друзей или коллег по работе, кому бы я доверял. Я всегда могу позвонить её коллегам, разузнать общие подробности. Но мне нужны архивные номера всех местных газет. Сгребаю подшивки макулатуры за 6940 год, начинаю с «Генц Трибун» и продолжаю мелкими газетёнками, которые не упустили шанса во всех немыслимых подробностях сообщить о «самоубийстве наследницы бритвенной империи», которая «наложила на себя руки, не будучи счастливой в браке». Заголовки гаже скабрёзных шуток, а фотографии ещё хуже: однотипные и ленивые. Фотограф — Бипстон Круз. Отрываю чистый кусок газеты, беру карандаш из настольного органайзера и нацарапываю имя фотографа. Листаю дальше. Бипстон Круз, Бипстон Круз, Алевандр Плат, Вэл Бим и снова Алевандр Плат. Клянусь, всё это псевдонимы Круза, который работает на «Генц Трибун». Фото немые: на них девушка в соболином полушубке развалилась на разбитом асфальте, из трещин которого лезут упрямые сорняки. Над трупом нависают ветхие серые кирпичные развалины района Вардбит. Выбитые стёкла, скошенные рамы, на чьём-то балконе шарахается облезлый котяра. Район-лабиринт, возведённый для защиты от внешней агрессии, а место гибели — колодцеобразный затхлый дворик. Крыши там не высокие, но чтобы разбиться разгона хватит. У трупа неестественное положение, похоже, переломаны кости. Слетел один ботинок, полушубок скосился и вымок в натёкшей лужице крови. Беру лупу, присматриваюсь. Кто бы ни подстроил её смерть, должен был ошибиться. Рассматриваю ногу без ботинка, носок, надетый поверх ступни. Мне кажется странным пятно между полосками на рисунке. Пятно — это логотип или вышивка. Носки кажутся мне знакомыми, и зуверфы чувствуют моё возбуждение, след взят — они потирают липкими щупальцами, предвкушая разгадку. Мерзость без ума от головоломок, ведь ответы удовлетворяют носителя, расслабляют, как гашиш, делают мягче и податливей. Тогда твари особенно убедительны, а просят они одного — чужой крови.