Ева и Адам

Понимаю, что соскучилась по уютнейшим домашним вечерам с родителями, по нашим рассказам, беседам, по тому времени, когда мы все делали вместе, всем делились. Семья ведь – организм единый. Я хочу, чтобы Адам находился рядом с нами, чтобы у него тоже была хорошая любящая семья. Чтобы он мог приходить с работы и делиться любой мелочью, потому что его выслушают и примут, помогут и поддержат, обсудят и посмеются вместе. Он – моя семья, родители – моя семья. Мы должны быть рядом. Все.

Уже под поздний вечер возвращаюсь в свою комнату: вновь сажусь за швейную машинку, и та начинает работу: строчки медленные, плавные (под стать дыханию), без напряжения и волнений. Представляю Адама, что сидит за спиной и почитывает книгу, как плавно в такт его вздохам вздымаются плечи. Я ускоряюсь, и – потому – случайно пробиваю иглой палец. Прикусываю губу и морщусь. С болью дожимаю иглу: она завершает свой стежок и выходит. Кровь не видна на красном атласе. Хочу ударить что-нибудь, сломать: заглушить боль. Но вспоминаю об Адаме – другая боль: о том, что он сейчас так далеко от меня, и я не знаю, принесет ли новый день нас, увидимся ли мы, схватят ли кого-нибудь из нас завтра прямо на улице, на одном из мостов, пока мы будем разными путями добираться до школы: я на учебу, он на работу. Одно касание – и мы преступники, мы больные, мы сумасшедшие. Если его схватят и отнимут у меня, если посмеют наказать, я понесу то же самое наказание. Есть только одно место для сошедших с ума, для безумных влюбленных, для крайне больных – Картель. Место, про которое все говорят, но которое не существует. Лечебница, в которую якобы отправляют душевно больных, и где попросту избавляются от неизлечимого люда. Я ведаю решение тому – альтернативу: расправлю руки и полечу, край платформы потеряется за моей спиной, ноги пойдут по пустоте, а руки как крылья понесут меня вниз.