Страница 29 из 52
Просыпаюсь и оглядываю комнату, в один момент желая, что бы все произошедшее оказалось явью, и – тут же – сном. Что было и было бы лучше?
Не выключенная машинка тарахтит со стола, пара черновиков эссе по философии валяется скомканной у мусорной корзины, странное платье-пончо висит на манекене. Ничего не было...Мои глупые грезы! Размечталась..!
А родители..? Обидела ли и я их своим поведением? И было ли вообще то? Мое скудоумие не поинтересовалось их делами, не узнало, прошла ли мама собеседование и устроилась ли на новую должность.
Переодеваюсь в школьную одежду – подле крохотного зеркального овала – и расчесываю волосы – там же. Вмиг замираю и едва касаюсь пальцами губ. Закрыв глаза, кажется, ощущаю все вновь. Я схожу с ума. Нет! Уже сошла! Это неизлечимая болезнь и опасная; чувства – уязвимость и напасть, уродливый атавизм Нового Мира, от которого люди вскоре посмеют избавиться вовсе.
Но Адама-то тут не было. Ничего от него и ничего его. Рассерженно подступаю в атласу и хочу сорвать ткань, как – вдруг! – улавливаю ноты какого-то отличительного запаха. Иду по нему и оказываюсь подле манекена; платье – в котором я была с Адамом – невнятно бормочет запахи его тела. Нет. Все, оказывается, взаправду.
И отчего-то я злюсь. Должно быть, вновь прибегаю к мыслям о нашем будущем и нашей встречи; кидаюсь к ящику стола и выхватываю между блокнотами пакет с таблетками, разрываю его и, не глядя, насыпаю в ладонь горсть различных пилюль. О, ты еще можешь спасти себя девочка. Так, как это делают другие. Спаси себя или убей!
Подношу их к лицу и, разрыдавшись, теряю под ногами. Рассыпавшаяся радуга по одной частице своей собирается в мою ладонь и приземляется обратно в пакет.
Ничего не случилось, Ева Ахава. А, даже если бы и случилось, будущего у этого нет, ибо нет особенных. Каждый житель Нового Гадкого Мира – избран и величественен, ведь живет на поверхности, но вся его избранность и величие заключается в его повиновении государству.
Попробуй просто вкусить наличие сладких моментов и двигайся дальше. Ты сильней, чем ты думаешь; и запомни: все, что делало тебя счастливым, в последствии огорчать не может – принимай полученный опыт и никогда не сожалей о нем; без него не было бы тебя таковым.
Новый Гадкий Мир.
Новый Гадкий Мир, которому свыше трехсот лет, однако новее он уже не станет, и поэтому обозван так до своей кончины.
Вспоминаю про Ромео и книгу. У идеальной девочки со сладким именем сегодня день рождения. Интересно, пришелся ли подарок ей по душе? Вот они пара – неисправимая; педант и мечтатель, а потому заразы меж ними быть не может – они различны. Что же касается нас с Адамом, то мы – близнецы; и от того отвергнутые иными. Желаю избрать путь одиночества, ибо одиночество посмеет – раз-два – причинить боль только тебе; не твоему близкому.
В поезде некто толкает меня в плечо, но я не отвечаю и не смотрю. Никого, словно бы, и нет. Лишь под ногами барахтается меж сапог крохотный паук. Перешагиваю и схожу на своей станции. Представляю грядущую дорогу: поднимусь по лестнице и с одного моста перейду на другой, с острова на остров, а с него посмотрю на серое опытное небо – купол.
– Ева Ахава, теперь вы будете игнорировать меня? – слышится голос Адама.
Оборачиваюсь и ловлю преследующее:
– Ева Ахава, вы очень грустны.
Испуганно отступаю и пытаюсь вспомнить, когда Адам оказался вместе со мной в поезде: он выходит из вагона и останавливается подле.
– Ты..? Ты следил за мной?
– Нет, но проводить бы хотел.
– Как ты..?
– Зашел на прошлой остановке. Ты показалась задумчивой, и я решил не докучать тебе. После первых двух-трех обращений.
– Прости, пожалуйста.
Он – не мое безумие. И оно, конечно тоже, но – получается – ничего я себе не воображала и с ума – наверняка – не сходила.
Мы поднимаемся на посадочное место пред школой и наблюдаем снующие с моста на мост толпы учащихся. Редко я попадала на это сумасшедшее время.
– Чем загоняешься? – спрашивает Адам.
– Что это значит?
– О чем ты думаешь, если не видишь никого и ничего вокруг себя? – поясняет он.
– О нас.
Признаюсь в том и не могу сдержать горечи в голосе.
– А что с нами не так?
– Это неправильно!
– Кто сказал?
Его каверзные (не намеренно) вопросы раз за разом ставят меня в тупик.
– Это правила Нового Мира!
– А кто сказал?
– Другие люди... – протягиваю я, заведомо признавая поражение в словесной битве; вновь.
– Я не вижу здесь других людей.
И Адам разводит плечами.
– Как же? – восторгаюсь я. – В этот раз, – обвожу взглядом и недовольной улыбкой проносящихся мимо, – их множество. И их большинство.
– Людей? – переспрашивает Адам. – Людей – нет. Десятки и сотни проекций, но не людей.
– Это еще почему?
– А что отличает человека от машины? Может, способность чувствовать? Тогда ответ очевиден...
И он разводит руками, на что глядит некто из посторонних.
– Прекрати... – шепчу я.
– Даже если я тебя сейчас поцелую, Ева Ахава, никто этого не заметит.
Выдаю наперерез грубый вздох, ибо вспоминаю его губы на своих.