Страница 13 из 52
Еще раз смотрю в окно. Никого и ничего; машины чуть поодаль снуют меж домов, мосты сплетаются с мостами, а бетонные острова с бетонными островами.
Оставь это, Ева. Все хорошо.
Быстро достаю еду и забираюсь в спальню. В кармане школьных брюк нахожу блистер с витаминами: раскатываю пилюли по ладони и порываюсь принять. Каково это? Что ты чувствуешь? И...чувствуешь ли? Не могу побороть себя, свой принцип и родительский наказ, а потому из одной коробки с нитками вызволяю полиэтиленовый пакет с сотней и десятком одним-вторым таблеток: круглые, продолговатые, желтые, синие, капсулы с порошком и леденцы...Добавляю три новых.
Может, покажется это странным...но встречаются люди (в Южном районе), которые готовы их покупать. Предполагаю, для создания какого-нибудь местного наркотика: неделей ранее наш общий с Ромео знакомый подловил меня на нижнем этаже Золотого Кольца и попросил достать таблетки с названием из насыпавшихся латиницей букв. Он заверил меня в неприкосновенности к делам и одарил хорошей суммой. На вопросы дал ответ, что вопросы задавать не в моих интересах; меньше знаешь – крепче спишь. А по нашим опоясывающимся тоталитаризмом (перезревшим и недоспевшим воедино) улицам действует закон о том, что «меньше знаешь – спишь». Хотя бы, а этого уже достаточно. Разумеется, для их производства годятся не все лекарства – различать я их не умела и потому в суть не вникала.
К моменту, как с работы возвращается мама, успеваю расправиться с едой и сделать наброски грядущего ужина, расправиться с уборкой и сделать наброски будущего эссе по философии. Слышу заходящий в дверной замок ключ и стремглав несусь по лестнице, запрыгиваю на перила и съезжаю по ним. Распахнувшаяся дверь запускает маму – бросаю приветствие и бросаюсь к ней с объятиями. Женщина – красивая и домашняя; у меня ее волосы (кудрявые и белесые), ее улыбка (губы кораллового цвета) и ее глаза (голубой прищур).
– Все хорошо? – первым делом интересуется мама.
Я киваю и вновь одариваю румянец ее щек поцелуем, перенимаю из рук продуктовые пакеты и несу их на кухню, попутно выведывая содержимое.
– По мелочам, – отвечает она и предлагает сделать на ужин салат. – А ты как? Как дела в школе? Ты обедала?
– Обедала! – Выгружаю продукты. – А дела...не знаю. Да как обычно. По философии эссе задали написать про бедность, с Ромео на Золотом Кольце виделась. А еще купила ту ткань...
– Дорого вышло? – Мама скидывает пальто и снимает сапоги.
– Не дороже денег, – отшучиваюсь я.
– А мальчик этот...все еще в куклы играет?
Карамель, Карамель...
Утвердительно качаю головой и пытаюсь увильнуть от беседы. Не люблю обсуждать друзей, но мама считает необходимым (и то оправданно) производить периодически такие беседы.
– И как он ее терпит?
– А почему меня никто не терпит? – вздыхаю я. – Эй, где обещанное?
Мама смеется, и я подхватываю ее улыбку.
С семнадцати-восемнадцати лет одобренный отцом избранницы юноша и избранница соответственно имеют право на прообраз личной жизни; они начинают встречаться (общаться более часто и активно, тем самым привыкая друг к другу) и с того момента их называют парой. Разумеется, дело твое слушаться рекомендованных цифр или нет; просто с этого момента какой-нибудь представитель благоразумного семейства проявляет симпатию (отличительную от понимания людей былых времен) и выказывает желание стать парой. Некоторые родители настаивают на том, чтобы их драгоценное чадо обратило искушенный взгляд на определенное лицо, ибо дружба семей в сложной цепи управляющей знати может благоприятно повлиять на различные и многообразные факторы ведения своих действ и манипуляций в городе. Я слышала о том, что семья Левиафан (прозорливые взгляды, терпко и обходительно смотрящие в будущее; горячая кровь и холодные сердца; рассудительные и роскошные; знающие толк в управлении и ведении жестокой борьбы без прямого участия в ней; манерные и ядовитые) хочет отдать замуж свою единственную дочь за...представителя семейства Первых (отрадная фамилия; иначе их именуют златоносцами, а главного из них – младшего, Фауста – нарекают кошельком и честью Нового Мира). Вот только это все разговоры, и никого из представителей обеих семей в лицо я не видела (как и по новостям, ибо они обходили прессу, считая ее орудием неспособных действовать иначе, а еще они терпеть не могли грязные слухи, что готовы были пускать их бесконечные злопыхатели – мелочь из Южного района и завистники из Северного) и на улицах не встречала (также они пренебрегали самостоятельным передвижением, отдавая предпочтение личным машинам и, возможно, водителям, и всюду с ними присутствовали лица, готовые уберечь от любой напасти).
В городе действовал запрет на ношение и имение оружия и применение любой физической силы в качестве попытки расправы, а статистика воспевала отсутствующую преступность! Преступниками – главными – были инакомыслящие. И Новый Мир истреблял Их, а не опущенных жизнью и обществом изгоев, которые орудовали лезвиями в низовьях Золотого Кольца и на обделенных фонарями улицах Южного района или которые подрезали товар в Западном районе и при транспортировке в Восточном. Безопасно (так – чтобы сполна) передвигаться и не удручаться опасениями можно исключительно на бесконечных мостах-петлях Северного района. Хотя да, статистика воспевала иное.