Страница 164 из 168
«Пожалуйста, пусть…»
А потом вновь была дорога через улицы Канси Энур, но на этот раз пришлось поторопиться, потому что мальчишка бежал бегом — то ли одолеваемый страстным желанием, то ли, наоборот, пытавшийся как можно скорее отрезать себе путь к отступлению.
Миреле молча смотрел на то, как он, приподнявшись, с лицом, искажённым от усилия, привязывал свою ленту к ветви дерева абагаман, шелестевшего своими тёмно-фиолетовыми листьями.
Роскошно одетая юная госпожа в сопровождении целой свиты служанок, вышедшая из храма, остановилась напротив него, глядя на его действия с чуть удивлённой и в то же время лукавой улыбкой. Выглядела она немного легкомысленной, но вряд ли у другой девочки, ещё не достигшей пятнадцати лет, могло быть иное выражение лица. В целом же, она была очаровательна.
— Что это ты тут делаешь один, без слуг? — воскликнула она, приблизившись к юноше.
Тот вздрогнул, однако не ответил до тех пор, пока не закончил со своей лентой. Только убедившись, что она привязана достаточно крепко, он повернулся к своей подруге — или, как предположил Миреле, будущей невесте — и посмотрел на неё взглядом, в котором смешивались смущение и тоска.
— Смотрел представление императорских манрёсю на площади, — ответил он довольно хрипло.
Брови девочки поползли вверх. Отделившись от своих служанок, она подошла к юноше почти вплотную и слегка ударила сложенным веером по его руке.
— Как неприлично! — шепнула она, сделав большие глаза. И тут же застенчиво улыбнулась. — Хотя… мне иногда нравится это в тебе… ты такой сумасшедший. И как тебе только позволяют так много? Но я когда-нибудь всё-таки решусь и сбегу с тобой на свидание. Ты обещал сводить меня к морю, помнишь?
— Да, — кивнул он. — Когда-нибудь. В другой раз.
Она не замечала того, что его голос звучит как-то странно.
— А ты плохо относишься к актёрам? — спросил мальчик чуть позже, отступив в тень, которую отбрасывало на землю священное дерево.
— Ну что значит плохо. — Девушка чуть надула хорошенькие губки, явно стараясь придать себе взрослый и умудрённый опытом вид. — Они, конечно, развратные и бесстыдные, однако обладают особыми секретами, думаю, не надо говорить, какими именно. Многие знатные дамы берут их себе в любовники. Может, и я когда-нибудь… Ну, раз уж так принято. — Она старалась говорить будто бы безразлично, но во взгляде прорывалось наивное детское желание немного помучить влюблённого в неё мальчика и отыскать на его лице следы приятной для самолюбия ревности.
Однако реакция его была далека от той, которую ей хотелось вызвать.
— Если бы я был актёром, то посвятил бы тебе свою роль. Все роли, которые я исполняю… Ты бы увидела, как я танцую, и поняла, что я тебя люблю, — проговорил он через силу.
Его слова заметно испугали её — наверняка, прежде никаких слов о любви между ними произнесено не было, несмотря на сговор о браке.
— Как так можно! — почти закричала она. — Как можно говорить такие ужасные вещи!
— А что? — отважно улыбнулся он.
— Я бы лучше умерла, чем увидела тебя актёром. — На нежном полудетском личике девушки пока что легко отображались её эмоции; она пока что ещё не научилась обязательному искусству изображать то, чем она не является, и скрывать всё настоящее в себе. Миреле видел, что ей по-настоящему больно.
— Ну почему? — продолжал допытываться юноша с такой улыбкой, от которой Миреле хотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать.
— Потому что!.. — выкрикнула она, не совладав с собой. — Ты, хоть и сумасбродный, но чистый и невинный, я же знаю! И от одной мысли, что на тебя напялят кричащую разноцветную безвкусицу, выкрасят тебе волосы в какой-нибудь кошмарный оттенок и заставят… заставят делать все те отвратительные вещи… Великая Богиня, зачем ты заставил меня представить это?!
Она смахнула с ресниц слёзы и, развернувшись, бросилась прочь.
А он остался глядеть ей вслед с измождённым видом; длинные концы светло-зелёной ленты, привязанной к ветви дерева абагаман, развеваясь на ветру, то и дело касались его волос.
Иногда он прикладывал руку к груди и к горлу, подавляя желание распустить ворот верхней накидки и вдохнуть побольше воздуха. Потом бессильно опускал, вытирая текущие по лицу слёзы.
«Почему бы тебе не сочинять стихи, не рисовать картины, не научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте? — мысленно спрашивал его Миреле. — Почему ты хочешь быть именно актёром, а, значит, разрушить свою жизнь до основания и отдать ради этого всё остальное?»
И сам же беспомощно усмехался, зная ответ на свой вопрос.
Мальчик же, тем временем, перестал тихо плакать и, достав из рукава веер, распахнул его. Не обращая внимания на изумлённо оглядывавшихся на него прохожих, он предпринял попытку воспроизвести детали танца, который увидел несколько дней тому назад — движения его были неуверенными, робкими и осторожными, однако, позабыв обо всём, он улыбался, и глаза его, едва просохшие от слёз, светились.