Актёр господина Маньюсарьи

— Я всё равно это сделаю, — тихо пообещал мальчик. — Мне не нужна другая жизнь. Если вы оставляете мне только ту, которая у меня есть, то я сам прерву её. И мне всё равно, что грех самоубийства непростителен. И также все остальные грехи, включая непочтение к матери. Я готов за них расплачиваться.

Миреле изо всех сил боролся с желанием влепить ему пощёчину — да такую, чтобы он отлетел в другой конец сада.

Легкомысленный, избалованный, безответственный сопляк, не знавший в жизни ни проблем, ни горестей. Если бы он хотя бы был сыном бедной женщины, которому нечего терять…

На плечо ему вдруг легла чья-то рука, мягко, однако вместе с тем непреклонно отстраняя его от бессильно упавшего на колени юноши.

— Полно, Миреле, полно, — заметил господин Маньюсарья. — К чему так протестовать против того, что неотвратимо произойдёт? Ведь ясно же, что это сама судьба привела его сюда. Или его желание… но судьба всегда подчиняется страстному желанию, идущему из глубины души, как, впрочем, и желание подчиняется судьбе — это две стороны одной и той же монеты.

Затем он обратился к юноше:

— Если твоё намерение и в самом деле столь сильно, то ни я, ни мой помощник не станем тебе мешать. Я даю тебе один день на размышления, и если ты всё ещё не передумаешь, то приходи сюда завтра в это же самое время.

Тот поднялся с колен, кивнул и, вновь завернувшись в свою накидку, которая скрывала его лицо от посторонних взглядов, пошёл по аллее обратно к выходу.

— Я думаю, тебе не мешало бы проследить за ним, Миреле, — вкрадчиво прошептал ему на ухо наставник манрёсю. — Чтобы убедиться, в самом ли деле его намерения столь серьёзны, как он нас убеждает? Я, конечно, сказал всё это про судьбу… но кто знает, кто знает! Судьба тоже любит посмеяться, и порой её шутки весьма жестоки, ах-ха-ха.

Миреле стряхнул его руку со своего плеча и, ничего не ответив, последовал за юношей, чей тёмный силуэт всё ещё виднелся в конце аллеи.

Вдвоём они вышли за ворота сада и продолжили путь по улицам столицы Канси. Осеннее солнце поднималось всё выше и выше, морской ветер дул в лицо, развевая пряди волос. В какое-то мгновение мальчишка остановился, повернув в голову в сторону извилистой улочки, уводившей к побережью — вдалеке за домами виднелась голубоватая полоска моря. Пройти не так уж много шагов, и взгляду откроются многочисленные корабли, пришвартованные к берегу — разноцветные паруса и флаги, раззолоченные носовые фигуры, гордые девизы, выгравированные по бокам шхун.

Кажется, в детстве он мечтал о том, чтобы отправиться на одном из этих кораблей к берегам неведомой страны…

А вместо этого отправляется в столицу, где больше никогда не увидит моря.

Юноша дёрнулся, наверное, желая броситься по улочке бегом и взглянуть на волны в последний раз, однако в итоге отказался от этой последней маленькой уступки самому себе и продолжил медленно, чинно идти по главной улице.

Дорога привела его, как и полагал Миреле, к воротам богатой усадьбы. Внутри было зеленым-зелёно — многочисленные цветы и оранжереи, южные деревья с огромными, сладко пахнущими цветами, фонтанчики, бассейны и пруды, в прохладной воде которых цвели лотосы,  дорожки, выложенные цветной плиткой. Ни следа чопорности и приверженности жёстким рамкам традиций, как часто случалось в столице, — видно было, что устройством сада руководила довольно свободолюбивая женщина с оригинальным вкусом и раскрепощённым образом мыслей. Но совершенно точно не до такой степени, чтобы пожелать своему сыну участи всеми презираемого актёра.

Мальчик жил в отдельном павильоне, широко распахнутые окна которого выходили в сад, из которого неслось весёлое и нежное щебетание птиц.

Миреле, скользивший за ним неслышной тенью и не встретивший на своём пути никаких преград — ни слуг, ни охраны… кажется, здесь, на юге, не слишком опасались разбойников и грабителей — остановился возле окна, краем глаза наблюдая за юношей.

Тот в изнеможении упал в высокое кресло возле письменного стола, дёрнув завязки своей накидки. Она сползла, открывая взгляду богатый изысканный наряд и аристократическую бледность кожи.

Вскоре возле юноши засуетилась женщина — служанка или нянька.

— Ах, господин мой, где же это вы были? — причитала она. — Волосы растрёпаны, одежда в пыли, неужто ездили без экипажа? Опять, как ребёнок маленький, по улицам бегали, всё к морю да к морю? Или, не приведи Богиня, виделись с госпожой Асэн? Неприлично это, сколько раз вам повторять, что нельзя так! Ведь она скоро станет вашей невестой. Госпожа слишком многое позволяет вам, считает, что вы достаточно честны и благородны, чтобы её не опозорить. Но я-то знаю ваше сумасбродство! И опять у вас взгляд такой, что сразу ясно: что-то вам в голову пришло.

Губы юноши мучительно искривились.

— Пришло, — согласился он. — Хочу сходить к храму и загадать желание о счастливом браке. Принеси священную ленту.

— Ах, вот это другое дело, господин мой! — обрадовалась женщина. — Пусть услышит вас Великая Богиня, пусть пошлёт вам с госпожой Асэн многочисленное потомство!