Страница 154 из 168
— Потому что так и есть, наверное, — ответил он, помедлив. — Я бы хотел хранить верность… но не тому человеку, а самому себе.
— Тогда почему же ты всё-таки?..
— Не вижу смысла в показной добродетели. Думаю, что принципиальность — это хорошо, но не тогда, когда она сама превращается в принцип. Не желаю гордиться тем, что якобы отличает меня от всех остальных. Ты и сам сказал… «не боясь запачкаться». Да и не может это запачкать.
— Впервые встречаю человека, который грешит так, как будто совершает самый святой в жизни поступок, — вырвалось у Ихиссе, развязывавшего его пояс.
Он замер на несколько мгновений, опустив голову ему на грудь.
Миреле гладил его по волосам, скользя взглядом по комнате, залитой ярким осенним солнцем. После того, как он раздёрнул занавески, чтобы открыть окно и выбросить записку, здесь стало ещё светлее, чем прежде — казалось, что осенние деревья шагнули внутрь, добавляя дому оттенков золотого.
— Позволь мне исправить ошибку, совершённую когда-то, — выдохнул Ихиссе, чуть позже, отстранившись.
— Да. — Миреле улыбнулся.
Тёмно-лиловое одеяние его, украшенное каймой с изображением белоснежных лилий, с тихим шелестом соскользнуло на пол.
— …теперь иди, — попросил Миреле очень тихо.
И вновь его поняли без лишних слов.
Стоя у окна, Миреле смотрел, как Ихиссе сбежал с крыльца своим лёгким шагом, который и теперь, на четвёртом десятке лет, делал его похожим на юношу. Длинные полы одеяния взметнулись в воздухе, ярко-синие волосы, растрепавшиеся на ветру, заискрили под осенним солнцем.
Когда он исчез, Миреле отвернулся от окна и прошёлся по комнате, остро слыша звуки собственных шагов.
Кроме них ничто не нарушало царившую повсюду тишину.
Один, наконец-то один! Не так, как раньше — когда страдал от одиночества в квартале, когда ждал в холодной комнате прихода Кайто, не смея задуматься о собственных чувствах. В этом доме не было ни соседей, ни слуг, ни человека, которого нужно дожидаться. Только он — и солнечный свет, вливающийся во все окна. И осень за окном.
Он подошёл к кукле, которая вновь сидела на постели, смотря на него внимательным и глубоким взглядом.
Вместе с ней Ихиссе принёс ему набор для управления марионеткой, и сейчас Миреле почти неосознанно взялся привязывать нити к пальцам. Потом — задумался.
— Что же мне делать здесь, в этом доме, который ты мне подарил? — спросил он незадолго до того, как Ихиссе ушёл.
— Что тебе душа подскажет, любовь моя, — легкомысленным тоном ответил тот, поправляя одежду и причёску. — Вот её и спрашивай, свою душу… Думаю, она — гораздо лучший советчик, чем я.
Сейчас Миреле почему-то вспоминался танец с марионеткой, который он исполнил однажды в доме Кайто, и к которому больше не возвращался, слишком раненый последовавшей реакцией.
«Что ж, значит, так тому и быть», — решил он.
Однако нитей к марионетке привязывать не стал — так и оставил их обмотавшими пальцы серебряной пряжей и как будто бы оборванными.
— Нет, ты побудешь зрителем, — сказал он кукле. — А актёр… актёр у меня будет воображаемый.
Он отошёл на несколько шагов назад, обводя взглядом комнату, постель, на которой Ихиссе всё-таки умудрился позабыть свою ленту для волос, занавески, расписанные узором из золотисто-оранжевых дубовых листьев.
За окном царила осень.
Здесь же, в этом пустынном светлом доме Миреле остался — полновластным хозяином самому себе.
***
В следующий раз Миреле встретил его года полтора спустя — аккурат после весенней уборки, когда вычищенный и обновлённый квартал весь сиял от свежих красок и распустившихся цветов.
Господин Маньюсарья прогуливался по главной аллее, заложив руки за спину и внимательно разглядывал покрашенный забор, иногда одобрительно цокая, но чаще недовольно искривляя загримированное лицо.
Одежда на нём была новая — тёмно-фиолетовая, почти что чёрная верхняя накидка, полы которой доходили ему до щиколоток, и светлые штаны под ней. Волосы, по-прежнему белоснежные, свободно развевались на ветру.
Миреле остановился, в первое мгновение решив, что это была чья-то неудачная шутка. Сложно ли? Белый парик, грим…
— Ну здравствуй, Миреле, — усмехнулся тем временем наставник манрёсю, обернувшись. — Давно не виделись.
— Вы? — спросил тот, прищурившись. — Но это невозможно. Физически невозможно, чтобы вы вернулись. Уж я-то знаю.