Страница 92 из 121
— Бог объединяет, а религии разъединяют! Бог объединяет, а религии разъединяют! Был бы бог! Был бы бог!
На что справа вздохнули тоже конспиративно:
— А где бог? А где бог? Вся Россия ищет бога.
Тут громогласно вмешался кто-то из молодых:
— Себя она ищет! Россия вошла в очередной кризис самоидентификации! После этих вычеркнутых из нашей истории лет…
Ему отвечали с криком:
— Речь не о православии и не о коммунизме! Речь о русском православии и о русском коммунизме! Потому что борьба между русским православием и русским коммунизмом — это сражение между брюками и пиджаком!..
Ещё один человек доказывал всем, что Россия — отдельная часть света. Он призывал всех взять в руки лазерный диск с Британской энциклопедией и воочию убедиться, что по мнению англичан Россия, действительно, отдельная часть света.
— Вот, — сопел человек, вычерчивал в воздухе карту мира, ребром ладони рубя её на экватор и Гринвич, а затем указательным пальцем выводя контуры всех континентов. — Смотрите, вот это Евразия. Видите? Вот смотрите. На континенте Евразия англичане находят не две части света, а три! Европа, Азия и Россия! Вы понимаете? То есть, вы понимаете, что они давно понимают то, чего мы сами не понимаем? Россия — отдельная часть света!..
Я вздрогнул. Сзади неслышно подкралась дородная женщина и, возложив мне на плечи свои большие мягкие груди, попросила продиктовать мою фамилию по слогам. А ещё ей было важно узнать, умею ли работать на компьютере и какие верстальные программы обязуюсь освоить. Женщина отклеилась так внезапно, что заставила обернуться.
Годимый стоял в дверях и подманивал меня пальцем. Мы прошли в коридор, откуда дверь вела в ещё одну комнату, освещённую только светом настольной лампы. Эта комната была явно рабочий кабинет, хотя я бы сразу назвал её уголком отшельника. В значении «эрмитаж». На всех стенах висели картины — пейзажи и натюрморты маслом, рисунки, гравюры и акварели. Некоторые казались чрезвычайно достойными. Даже освещённые только светом настольной лампы, они ни в чём не проигрывали другим мировым шедеврам. Очевидно, что у Годимого был вкус не только к дорогим винам. Я стал оглядываться дальше.
Недалеко от стола, массивного, резного, дубового, стоящего у окна, располагался соответствующий диван — пузатый, обитый коричневой кожей, с высокой и тоже пузатой спинкой и круглыми откидными валиками. Меня к нему потянуло неудержимо. Над ним, диссонируя с картинами и гравюрами, висела политическая карта СССР. Даже в полутьме было видно, насколько она была старая, как минимум, довоенная. Розовой там была только верхняя половина Сахалина, а Калининградской области ещё не было вовсе. Очень старая карта, реликвия. Контуры Грузии были знакомо обведены жирным чёрным фломастером, хоть и не до конца. Начаты, но не обведены до конца. Словно рука вдруг чего-то почувствовала и устыдилась.
Я обернулся на Годимого. Он стоял у стола и перебирал какие-то отпечатанные страницы. Я попросил включить верхний свет. Он включил. Карта была вся в мелких дырочках. Дырочки тянулись от Ленинграда до Сталинграда, который так и назывался Сталинград, а потом, волнами, шли на запад. Красный флажок был всего один, и он был в Берлине. Я снова перевёл взгляд на Грузию. Нет, дома, в моём «Атласе мира» Грузия была обведена лучше. Лима была убеждена, что эта страна ну просто один-в-один повторяет ту схему разделки туши барана, которая раньше висела в нашем продуктовом магазине. Тут даже дорисовывать ей много не приходилось. Она лишь сильнее выделяла Абхазию, Аджарию и Северную Осетию. Получались шея, передняя нога и седло.
Да, начал вспоминать я, а вот в контурах Украины она всегда видела бегущего в Европу бегемотика. Бегущего галопиком бегемотика, вот только ноги у него постоянно стреножены. Но хуже всего доставалось России. Россию Климентина обычно представляла зубром и тоже изображала в движении — скачущим. Беда была в том, что было совершенно неясно, куда же он скачет: то ли на Запад, то ли на Восток? По карте получалось: ни туда, ни сюда. Потому что у зубра не было головы. Ни в одном варианте у него не было головы, а только две большие задние части. Хвост одной части был задран верх (Кольский полуостров), хвост другой — опущен (Камчатка). Меня всегда удивляло: как Лима вообще умудрялась всё это рассмотреть?
Годимый стоял у стола и ждал, когда я к нему подойду. Наконец, он подошёл сам. В руках у него была тоненькая пачка листов, пара десятков распечатанных на принтере страниц, из которых он продолжал что-то выбирать.
— Да ужасно. Нехорошо, — проговорил он, глянув на Грузию. После этого, отдав долг формальностям, он подал мне несколько самых верхних листов: