Страница 77 из 121
— Я хотел, но тут дело в чём…
Дело в том, что теперь всё это было не моё дело. Он имел гораздо больше прав на яйцо.
Я пожал Анатолию его снова осмелевшую руку, а потом проводил их вниз. На улице я ещё немного постоял, наблюдая, как они садятся в микроавтобус. За рулём сидел молодой краснощёкий парень, рядом с ним пышная (и телом, и волосами) женщина, которая сразу принялась помогать Толику и Асе забраться в салон. С трудом те пролезли внутрь и начали там устраиваться. Салон был доверху забит каким-то вещами, коробками и тюками. Толик и Ася их долго перекладывали, брали на колени, передавали друг другу и всё ещё были заняты, когда микроавтобус отъезжал. Мы помахали друг другу свободными руками.
Дежурившие на входе два новых бугая только хмыкнули, когда я спросил, как они пропустили эту парочку наверх, когда ещё даже не пришла моя секретарша? Охрана лишь пожала плечами. Её задача охранять только внешний рубеж. Следить, чтобы не унесли здание.
Сейчас, оглядываясь назад, я считаю, что именно этот визит обозначил в моей жизни тот водораздел, перевалив через который ты оказываешься в бассейне совсем другой реки, которая течет в совсем другом направлении. Для первых славян, тащивших свои лодки волоком чуть западнее Москвы, это было направление на юг. Для меня юг был Юнг. Вскоре мой кабинет уже больше походил на кабинет психоаналитика. Ненадолго поток посетителей схлынул лишь после того, как Лёша покинул имение Зильберберга и вернулся в деревню к юркой бабушке. В Ластому по привычке посылали меня, но я и сам теперь посылал. Просто подавал ключ от своего дома и спокойно предлагал пожить там, пока они ведут переговоры с Лёшей.
Как и у всякого психоаналитика, моя клиентура состояла, в основном, из женщин. Бешеная Коала удивительно быстро вошла во вкус многоопытной медсестры и легко разводила посетительниц как во времени, так и в пространстве (когда мы решали деловые вопросы, у неё никогда так ловко не получалось). Череду терапевтических посещений первой открыла собой Карина, падчерица Зильберберга и Лёшина потенциально вторая жена. Карина вела себя достойно, сидела прямо и лишь пожимала губы, и без того, от природы, сложенные гузкой. Очень интересно, подумал я. А ведь Лёша делал то же со своими губами, когда начинает волноваться! Бог знает, сколько бессонных ночей я потратил, чтобы разобраться в этой психоаналитической загадке.
После Карины через несколько дней появилась и законная Лёшина жена, Рыбка. Маргарита вела себя менее достойно, то есть более эмоционально тревожилась за судьбу Лёши. К этому времени яйца Люцифера у меня не было, и в лунку посреди пола я загонял статуэтку сидячей кошечки, которую Бешеная Коала подарила мне на день рождения. Гольф кошечкой тоже прекрасно успокаивал нервы, а, главное, совершенно сбивал с толку моих посетительниц. Я так наловчился, что мог загонять эту кошечку в лунку хоть из сидящего, хоть и лежащего положения. Только не из стоячего на голове. Глядя, как я всё-таки пробую поставить статуэтку на голову (с помощью скрепок и скотча), Маргарита Васильевна однажды даже бросилась мне помогать.
Моя жена Лима, конечно, не была моей пациенткой, но она приходила с инспекторской проверкой. А однажды, едва Климентина ушла, в дверях появилась Ася-Асья. Она сказала: «Здравствуйте, Владилен Эдуардович, я хочу с вами посоветоваться».
Прошло уже несколько месяцев после того, как она была здесь с Толиком, бывшим Христосиком. За это время с ней произошли перемены не разительные, чем с ним. Во-первых, она больше не называла себя Асьей и не смеялась при этом, прикрывая ладошкой рот: «Я-ить не местная!». Во-вторых, она была беременная. Да, у неё был животик, который она всё время сыто поглаживала, будто только что хорошо поела. Ася долго рассказывала о своей трудной жизни в Москве, жаловалась, что инновационная фирма отказалась покупать им квартиру, поскольку у Толика продолжаются трудности по вспоминанию формулы яйца и его давно уже увезли в Петербург к какому-то мнемотерапевту, так что ей приходится ютиться по углам. Она живёт в тесной комнатке вместе с приезжими инвалидами-попрошайками, которые работают в метро, перебиваясь лишь гаданием на картах, снятием сглаза, порчи, венца безбрачия, а также возвращением беглых мужей (и жён) своих друзей-инвалидов. Затем она сказала, что поскольку в данный момент находится в состоянии беременности, то просит вернуть ей ключ от моего дома, потому что скоро весна и надо будет ехать сажать огород. Я вздохнул и задумался, кому всё же принадлежит дом, но ключ дал — беременным необходимы свежие овощи и кислород.
В задумчивости о судьбе Аси я просидел в кабинете полдня, впервые признав за собой право чего-то не понимать и тупо пользуясь этим правом.
С будущими матерями всегда что-нибудь не так. Это я знал, потому что ко мне ходила Вика. Я старался принимать её вечером, когда Бешеная Коала уходила домой. Мы говорили мало, просто пили виски и смотрели на зелёный ковёр, находя на нём точки соприкосновения. Когда она плакала, я ругался, но так, отстранённо. Я лишь показывал на её ошибки. Как меж нас, генных материалов, говорят, ничего личного.
В то время она ненадолго сделалась воцерквлённой и ходила к молодому популярному батюшке, который рассказывал детям по телевизору о Священном Писании. Умильно рассказывал. Отец Арсений обладал таким сахарным голосом, что его «муси-пуси» не могли переносить даже дети, они заболевали духовным диатезом. Но Вика всегда оправдывала его. А тут она пришла к нему за благословением на занятия фитнесом, но Арсений не благословил. Вика удивилась, но это же спорт! Но сахарный батюшка, оказывается, не благословлял и спорт.