Страница 68 из 121
— Но я хочу и вторую половину.
— Заведи массажистку.
Так мило они препирались целый вечер. Карина отлично умела делать вид, что общается лишь с Мыколой и что остальных, сидящих за столом, их диалоги не касаются. Все другие могут не слушать. Она умела удерживать всеобщее внимание на себе. Сначала я думал, что она старается и для меня тоже, пока не заметил, что она уже давно не смотрит в сторону именинника (так актеры со сцены не смотрят на зрителей в зале). «Внимание, — хотелось мне крикнуть Лёше. — Актриса! Бойся-бойся!»
Бояться стоило. Был в нашей жизни эпизод, когда мы оба влюбились в одну студенту из Щукинского училища и так сильно, что чуть не вызвали друг друга на дуэль, которая должна была состояться в том же парке Кусково, куда студентка водила нас читать под клёнами стихи Пушкина и Боратынского. Дуэль не состоялась. Лёша неожиданно сдался, отошёл в сторону. Стал делать вид, что просто мне её великодушно уступает: с царского плеча да хоть на новые рукавицы. Он даже обосновал своё отступление. «Знаешь, Вла, — говорил он с дымкой во взоре и с горечью в голосе. — По-моему, она для меня ещё пустовата. Потому как пока не одухотворена никакими сыгранными ролями, не пропитана своими героинями. Эта девушка… эта девушка, она пока только форма. Только форма без содержания. Оболочка. Наполнение ожидается лишь лет через десять. Но учти, если ты на ней сейчас женишься, а она потом станет хорошей актрисой, я её у тебя отобью. Ты запомни». Я запомнил. И сейчас, когда я увидел, что Карина не смотрит на него, а он, напротив, не сводит с неё глаз, стало ясно, что десять лет пролетели, как один миг. Наконец-то он нашёл девушку, профессионально умеющую быть многими и разными.
Лёша переехал к Карине, в её квартиру на Соколе, через пару недель после своего дня рождения. Он взял с собой лишь одежду, рукописи, часть книг, а старый компьютер не взял — Карина подарила ему ноутбук. Он также не смог взять с собой Макара: у Карины обнаружилась аллергия на шерсть от больших и лохматых собак, а вязать из собачьей шерсти пояса для радикулита и потом продавать их на рынке ей ещё было рано.
По поводу Макара я звонил Рыбке. Как верная брошенная жена, Маргарита Васильевна говорила со мной очень сухо. Дескать, она не может посвятить всю жизнь какой-то собаке, которой она никогда не хотела и никогда не считала своей. Ей эту псину навязали. Некто однажды имел такую наглость приехать и бросить на руки её безвольного мужа какого-то уродливого щенка. Короче, отстаньте от неё все! Ей надо думать, как жить дальше. Ей надо где-то жить. Она не сказала, где, а это был серьёзный вопрос, потому что она больше не хотела оставаться там, где стояла пустой её кровать-пагода. В конце концов, мы с Лёшей, Кариной и Рыбкой договорились, что будем по очереди приезжать и выгуливать Макара.
Никто из них ничего не слышал о том, что договоры должны соблюдаться. В итоге, пока Лёша промерял глубину своего счастья с Кариной, а Рыбка решала свой жилищный вопрос, ездить в Очаково — кормить и выгуливать Макара — приходилось мне. Очень скоро я понял, что ездить дважды в день невозможно. Первой вызвалась помочь моя маленькая жена Лима. Она искренне хотела помочь, но задача оказалась ей не по силам. Лима быстро утомилась ездить на Макаре верхом, хотя тот не утомлялся её возить. Некоторое время по утрам Макара выгуливал мой отец, хотя и был очень занят своей экспертной работой в Госдуме (туда его по-прежнему неуклонно влекло; он даже успел побывать помощником какого-то депутата). Иногда соглашалась съездить в Очаково мама. Правда, она никогда не выгуливала Макара сама, а только сопровождала своего нового «домработника», полковника МЧС, который подкатывал за ней сразу на двух машинах, причем во второй ехал штатный кинолог МЧС, но именно его-то Макар и укусил за спину (так мама сказала «укусил за спину»). А самой страстной помощницей неожиданно оказалась моя младшая сестра Тоня. Но тут уж, как говорится, спасибо за благие намерения. Тоня ездила в ту квартиру со своим другом-однокурсником, и пусть не каждый раз, но частенько они возвращались, забыв выгулять Макара, так что поздней ночью опять приходилось ехать мне.
Возвращение Макара на его малую родину, в нашу квартиру, под родное ухо-крыло мамы Чилды, было отмечено в семье всеми, но никем не приветствовалось — ни самой Чилдой, ни другими обитателями нашей квартиры, ни даже обитателями двора. В том числе и железными. Наш двор давно не принадлежал людям, представляя собой, если посмотреть на него сверху, лежбище машин, к ним, как все малолающие собаки, Макар был абсолютно равнодушен, зато любил от души побрызгать на колесо. Увы, большинство колёс оказывались для него чересчур малы, и он щедро поливал кузов. Иногда под ногу подворачивался лючок бензобака, и тогда туда затекало. С трудом, но мне всё же удалось убедить Макара не подходить к простым машинам. С тех пор он метил только большие чёрные джипы. Их хозяева были в панике. Вероятно, боялись коррозии тормозов.
И вдруг всё снова резко переменилось. Очень стремительно. Лёша не прожил на Соколе и месяца, как неожиданно перебрался к отчиму Карины. Этот отчим, банкир, меценат, грантодатель и поощритель искусств, Михаил Зильберберг, пригласил молодого писателя погостить в его подмосковном имении, где Лёша мог бы более плодотворно творить.