Страница 66 из 121
— Как-как. Макак! — сказал я.
— Макар? — не понял Лёша.
— Макар, — согласился я.
Лёшина жена Рыбка поначалу не переносила Макара на дух. Возможно, это из-за меня, потому что когда я впервые к ним приехал в Очаково, это был день рождения Рыбки, но мы забылись и стали отмечать новоселье. К счастью, тогда всё обошлось. Последним увлечением Рыбки был театр, она даже брала уроки актёрского мастерства, а поэтому показала себя на высоте; она лишь держала продолжительные паузы, чтобы поразить нас правдой переживания. Впрочем, её увлечение театром имело то преимущество, что она теперь приезжала домой всё позже и позже, и всё чаще у нас появлялась возможность спокойно поговорить. Правда, если Рыбка всё-таки приезжала… «Лёша! Лёша! — кричала она из своей комнаты-спальни. — Дай мне этого гада живым или мёртвым!» Лёша притаскивал щенка за ошейник и бросал к ногам Рыбки: «На. А мёртвым делай сама».
Правда, когда Макар достиг заданных ему природой размеров, Рыбка его не только зауважала, но и полюбила те ситуации, когда Лёша с Макаром встречал её на углу, где она просила очередного коллегу (по работе, учёбе или театру) остановить машину.
«Куда Макар телят не гонял» — это старую присказку новым смыслом наполнила именно она, Рыбка. К той поре у неё сложился сложный круг знакомств. Так, однажды, когда я находился в гостях у Лёши, а тот вышел с Макаром, резко зазвонил телефон.
— Маргариту Васылиэвну дай, — услышал я южный голос.
— Ошиблись, — ответил я и положил трубку.
Телефон, однако, перезвонил и повторил просьбу. Потом снова. Тут до меня дошло, что Маргарита Васильевна — это, наверное, Рыбка.
— Нет дома, — ответил я.
— Чито, нэт дома? — удивился голос.
Конечно, нет дома. Ночь не самое домашнее время Маргариты Васильевны. Когда я рассказал об этом звонке, Лёша, как всегда, сделал вид, что это и есть семейная жизнь.
— Маргариту Васильевну? — только переспросил он, сложив губы гузкой. — А кто звонил, не спросил?
— Я не спрашивал.
— Иди на место, Макар! — он дал собаке коленом под зад и, вспомнив девичью фамилию жены, от души выругался: — Агрип-пина!
До решения стать актрисой, Рыбка перепробовала уже много профессией. Предпоследняя была визажистка. Визажистка — это парикмахерша, умеющая превращать шесть месяцев не стриженного человека в два месяца не стриженного человека. Жаль, что эта профессия плохо влияет на стройные женские ноги. Рыбка лечилась гомеопатией и памятью воды. Сильно похудела. Потом частью Лёшиных денег она вошла в модельный бизнес какой-то своей подруги и даже пару раз выходила на подиум, но перед самым отъездом на стажировку в одну из глухих турецких провинций решительно порвала все знакомства. Её искали. В те дни Маргарита обещала быть дома ровно в семь, а Лёша прятал под плащом бейсбольную биту и весь день не кормил Макара. Но нет худа без добра. Он купил телефон с автоматическим определителем номера (АОН) и немедленно написал стихи, ради которых не поленился разбудить меня в пять утра:
Мне позвонил телефон.
«Алло? Вас не слышно!» А он:
«Эт-я! Я твой телефон!..»
На чёрта я поставил АОН?
Лёшка фыркал от удовольствия, когда всё это читал. Впервые после долгого периода немоты у него снова получались стихи, и он не хотел это ощущение от себя отпускать. Звал срочно приехать, чтобы обмыть это дело.
— С ума? — спросил я. — На улице ночь.
— День. День памяти воды, — грустно проговорил он, неожиданно сломав интонацию. А потом положил трубку.
Но радости у него всё же были. Пусть Рыбка по-прежнему продолжала огорчать его своей худобой и поисками призвания, но Лёшину прозу уже начинали печатать. Увы, не сразу и без конкурентной борьбу, скажем, между издательствами «АСТ» и «ЭКСМО». Такова жизнь. Как меж нас, писателей, говорят, никто нас не ждёт в этом самом читающем из миров. Первый Лёшин рассказ, опубликованный на последней полосе газеты Юго-Восточного округа, состоял из пятидесяти двух строк, но мне запомнились только те, в которых говорилось о молодой женщине, которая после свадьбы постоянно ломала себе ноги. А когда ей вставили в ногу металлический стержень, сломала и его. В образе этой женщины я узнал Рыбку, хотя и не вспомнил, чтобы она себе что-нибудь ломала.
Ещё один Лёшин рассказ появился в «Новой психологической газете». Рассказ назывался «Обои» и посвящался проблемам супругов-интеллигентов. Содержание было следующим. Он знает, что уходит от неё и уходит уже навсегда, и она тоже знает, что они расстаются навсегда, потому что вчерашний скандал поставил все точки над i. Но он ещё не говорит прямо «я ухожу», и она знает, что он не скажет «я ухожу», потому что на прошлой неделе он отодрал в большой комнате обои, а завтра, в субботу, должен был их поклеить. Оба делают вид, что ничего не произошло, верней, ничего такого, после чего нужно хлопнуть дверью немедленно. Он знает, что он не может уйти, не поклеив обои, и она знает, что он не уйдёт, не поклеив обои, но она боится сама за себя, что не сможет сдержаться и чего-нибудь скажет, и тогда он, действительно, хлопнет дверью. Впереди у них ещё целые сутки. Надо что-то говорить, что-то делать и делать вид, что совместная жизнь продолжается. Можно даже пошутить за обедом, а за ужином вместе посмотреть телевизор или даже ночью поиметь секс. Оба знают, что секс ничего ровным счётом не изменит, потому что теперь изменить ничего нельзя; главное, это разойтись спокойно, а иначе они себе не простят, если окажется, что расстались неинтеллигентно…