Роман на послезавтра

Мой отец, никогда не оставшийся равнодушным к этой истории, попросил меня пригласить Лёшу в гости. А потом Лёша уже приходил напрямую в гости к отцу. Они уединялись в кабинете, играли в шахматы, пили кофе, говорили о людях, политике, экономике, экологии, литературе. Меня в этой дружбе они выводили за скобки, но я не обижался. Отец тоже выдвигался в Госдуму, от своей «зелёно-коричневой» партии, как описывали её враги, и тоже успел почувствовать, что такое, когда тебя держат за дурака. Его партия не прошла. И здесь история с мистером Трайшо всплывала не раз — в одной книжке, которую мисс Хэрридн выпустила у себя в Англии и активно распространяла здесь.

Книжка называлась «Россия: Проблемы экологии и фашизма». В одной из глав мисс Хэрридн сначала изобразила отца этаким Сахаровым-отцом новейшего химоружия СССР, потом Сахаровым-борцом с коммунистическим режимом, потом, пусть не Сахаровым совсем, но простым русским генералом, бросающим вызов Ельцину и Зюганову и одним своим интеллектом побеждающим их обоих. После этого он становится русским Гавелом и на цепи экологических знаний ведёт бывший СССР, как быка за кольцо, в общеевропейский коровник. Если этого не случилось, вся вина лежит на Лубянке, наводнённой от подвала до крыши недобитыми агентами КГБ. В той же самой главе намекалось об обстоятельствах и описывалась сама смерть (казнь) «большого друга России» и «беззаветного экологиста-природозащитника» Чарльза Трайшо. Недобитые агенты КГБ застрелили его из «старого лубянского расстрельного пистолета» в тот самый момент, когда, блуждая в лабиринте тёмных московских двориков, он уже отчётливо видел вспыхнувший впереди «свет новой России».

Лёша не настолько хорошо знал английский, чтобы проглотить эту главу за одну ночь. Но он её прочитал. И, может быть, именно тогда как писатель установил для себя, что книгу сложно испортить художественным вымыслом. Ему в тот период жизнь казалась начинающейся заново. На правах конфидента я был вхож в тот уютный мирок, где он снова мирно сосуществовал с Рыбкой. Жили они в Очаково, в той двухкомнатной квартире, которая когда-то досталась Лёше за долги и которую до этого он сдавал топ-моделям из Пензы. Сейчас, вернувшись из деревни, он выгнал топ-моделей, закрепился на новом месте и даже перевёз к себе от родителей знаменитую Рыбкину кровать-пагоду. Ту самую, с четырьмя резными столбами, изображающими изрыгающих пламя драконов. Сам я не присутствовал при перевозке кровати, но я знаю, что при её подъёме на десятый этаж использовался большой промышленный автокран, а все окрестные дети (в частности, из детского сада напротив) потом ещё долгие годы показывали на окна «аквариумной» квартиры, где прямо за оконным стеклом живут красные морские коньки. Так им запомнились тайские кроватные драконы.

Квартира, таким образом, стала легендарной. Другие её обитатели тоже старались соответствовать. Я привёз им щенка. Лёша срочно нуждался в собаке. Ради неё он должен был дважды в сутки покидать свою комнату-кабинет и дышать свежим воздухом. Лешина собака сначала казалась обыкновенным щенком, причем, довольно приемлемым по размеру, ровно не таким уж большим и ровно не таким маленьким, чтобы на вопрос: «Какой породы ваш пёсик?» отвечать: «Волкодав. Им давятся волки». Лишь через год стало ясно, что на этот же вопрос нужно отвечать так: «Волкодав. Он давится волками».

Не знаю, почему Чилда, родив вполне приемлемого щеночка, тем не менее, умудрилась передать ему габариты неизвестного уличного родителя. Я вообще не понимаю, почему Чилда родила. Но тут была и моя вина. Я никогда не выгуливал её по всем правилам — строго на поводке. Просто выходил из подъезда и закуривал сигарету. В момент щёлканья зажигалки Чилда исчезала, а через секунду после выбрасывания окурка опять была у ноги. Московская жизнь учит быстро.

Совру, если буду говорить, что всегда испытывал большую нежность к собакам. Отец их любил, но частая смена гарнизонов делала эту любовь платонической. Мать тоже любила, но исключительно в виде завитых и надушенных пекинесов и только на руках у подруг.

История о том, как Чилда оказалась в Москве, а потом стала матерью-героиней (не по количеству детей, а по общей массе приплода) имела весьма печальную предысторию. Началось всё с того, что я начал проявлять об этой собаке небольшую заботу. Это было уже после падения вертолёта и целой вереницы смертей, начиная от самоотверженной гибели в огне капитана Алькова (остальные Альковы спаслись, но вскоре уехали из посёлка) и быстрого сгорания от неизлечимой болезни Люцифера, после чего Саша Павловна ненадолго угодила в лечебницу и потом туда ещё не раз возвращалась. Жена Анатолия-Христосика тоже умерла. Он находилась в гостях в том доме, на который упал вертолёт, и когда её увозили на «скорой» всем о чём-то возбуждённо рассказывала. Её не довезли.

Лишившись жены и оставшись без Люцифера, Анатолий, ходил по посёлку, как слепой. Как слепой без собаки-поводыря, потому что Чилда сама ходила за ним. Они жили милостью, подаяниями. Я тоже подавал, когда их встречал. Той осенью я купил в деревне дом. Сам не понял зачем. Скорей всего, из-за Лёши, которого доставала юркая бабушка, причитавшая, что не сможет уехать к сыну, пока не продаст пустующий дом своей бывшей невестки.