Страница 58 из 121
— Читаешь? — я открыл «Тропик рака».
— Естественно, нет! — обиделся Лёша.
— Он тут пишет, что за ночь имел пять оргазмов, а утром возвращался к жене и ещё исполнял супружеские обязанности.
Лёша вырвал у меня книгу, поставил её обратно на полку и пробурчал:
— Читай Андерсена. У него вообще иголки с булавками разговаривают.
Андерсена у него не было, толстой общей тетради я тоже больше не видел, а потому стал считать, что с Лёшей всё ясно. Невыясненными оставались только сущие пустяки. Например, почему он бегал по Комплексу голым? Для этого я предпринял последнюю попытку и тонко намекнул, что теперь я агапо-христианин, а это значит: что я не могу ни просить, ни надеяться, ни даже верить в то, что он со мной будет откровенен. Я надеюсь только на чудо. Он тупо посмотрел на меня и ответил так нецензурно, что чудо умерло, не родившись. Правда, в качестве извинения, он потом два дня рассказывал об особенностях местной рыбалки.
Спиннинг Лёше, в комплекте с наиновейшими блёснами, привёз из Москвы сосед-критик Растопчин-Заблоншин. В подарок на день рождения. Это было чудо, поскольку Лёша был уверен, что на несколько сотен километров вокруг никто о его дне рождения не знал. Так он мне сказал. Так он мне сказал и тем ещё больше заинтриговал. Глубокий спокойный плёс под самым посёлком был почти единственным местом в округе, где этот спиннинг можно было забрасывать без помех. По выходным туда наведывались даже чужие рыбаки, но в будние дни Лёша имел полное право промышлять там один и пугать полощущих бельё баб своими вурдалачными стонами.
Я специально использую слово «вурдалачный», потому что мы с Лёшей принципиально разные люди. Если я как рыбак предпочитаю сидеть на одном месте, держа под правой рукой подсачек, под левой — багорик, забросив в воду садок и огородившись от остальной реки забором из рогулек, на которые выкладываю, как минимум, три удочки сразу и играю на них, будто фугу (не рыбу!) на органе, не забывая при этом ещё плотно заниматься и прикормками, и приманками, и насадками, и наживками… — то Лёша обычно носится по берегу как человек, уронивший в воду золотое фамильное кольцо с небольшим двадцатикаратным бриллиантом и не могущий, по причине отсутствия клёва, подцепить его тройником блесны.
Я уверен, что все спиннингисты — глубоко неудовлетворённые люди. Там, где нормальному рыбаку зачастую хватает одной поклёвки, может, только даже предощущения, предвкушения оной, там невротик со спиннингом двадцать раз обольётся кровью, наблюдая, как из глубины, судорожно виляя своим плоским тазом, вдруг выныривает пустая ложка-блесна или, тупо вращаясь вдоль оси, тащится модель премудрого пискаря, густо обвешанного щучьими крючками, как своими премудрыми страхами.
Нет, лично я ничего не имею против спиннинга. Каждый жуёт свою жвачку для глаз, в смысле каждый решает для себя сам, каким хреном или горчицей прижигать свои нервные окончания на сетчатке. Для меня главное, чтобы это делалось молча. Но Лёша так не умеет. Каждый раз, когда он видит у своих ног непроглоченную блесну, он издаёт вопль Тарзана, укушенного пираньей за пятку. Я этого просто не могу переносить. После рыбалки с Лёшей моё сердце остаётся в лохмотьях. Это стресс. Вот почему я так сочувствую бабам, которые полоскали бельё с плотика…
Но бабы — это потом. Первым интерес к подозрительному туристу проявил один местный рыбак, который сидел на берегу одного круглого забетонированного пруда вместе с удочкой и ведром. Рыбак долго приглядывался к незнакомцу издали, но подошёл лишь тогда, когда Лёше уже надоело менять желёзные блёсны на воблеры, твистеры, виброхвосты и обратно, и все надежды он теперь возлагал только на «лягушек», «осьминожиков» и «кальмариков».
— На живца, что ли, а? — спросил у Лёши мужик, увидев вытаскиваемую из воды каракатицу.
— На горгонку.
— На неё. Вижу. Я ведь то и гляжу. Только, слышь, у нас такие не водятся. Ощути.
— А я с собой привёз.
— С собой, значит?
— Да.
— Значит, так? А если сорвётся?
— Тогда всей вашей рыбе конец.
— Пожрёт, что ли?
— Покусает.
Рыбак отошёл и больше не подходил.
Вот так я и узнал, что Лёша всё же побывал на стороне Комплекса, на той стороне реки, и явно не за тем, чтобы ловить в очистном пруду щук. Вот так заодно раскрылась и природа загадочной рыбки-горгонки, образ которой через эту блесну лично для меня, наконец, сблизился с тем предполагаемым видом некой ядовитой речной каракатицы, о которой меня предупреждала ещё продавщица «автолавки» в тот день, когда я ещё только пересекал мост, входя в здешний мир…
Блесна блесной, но через несколько дней, подходя к плёсу от деревни, Лёша заметил на другом берегу какое-то непонятное шевеление. Женщины, прежде стоявшие на плотике в позах, предназначенных для полоскания белья, сейчас выбрались на берег, показывали на воду и что-то кричали, откровенно нападая на мужиков. Те отступали по всему фронту, растерянно разводя руками. Бегущие от домов ребятишки тащили длинную сеть, путались в ней и падали. Самые отважные из мальцов сразу бросались в воду, но женщины их отлавливали и лупили мокрым бельём. Потом прибежал какой-то местный сумасшедший в шляпе, на которой развевалось перо. В одной руке сумасшедший бешено крутил зонтик, а в другой держал то ли гранату, то ли столовую шашку. Его гнали прочь, но тогда он предупреждающе кричал, и все отступали прочь. Вскоре появился рыбак, шедший по берегу с удочкой и ведром. Он начал показывать на противоположный берег и делать движения, будто забрасывает спиннинг. Лёше это не понравилось, и он спрятался за куст.