Роман на послезавтра

— Не, — помотал головой рыбак.

После этого он поднялся, взял удочку и, гремя ведром, пошел вдоль пруда искать новое место. На этот раз он сел поближе ко мне, в градусах 110—120 угловых. Стиль общения поменялся.

— Не, — продолжал рыбак. — Ты пойми. Рыба, она, конечно, не глухая. Но голос в воде не слышит. Тут физика среды. В смысле, из воздуха в воду не колеблется. Если потопаться — тогда да. А так нет. Разница в плотностях. Ощущаешь? Потому что вода плотней воздуха. Вот и получается. Мы тут в воздухе говорим, а рыба в воде не слышит. Рыба в свою очередь говорит, червяк в земле ничего не слышит. Червяк говорит… Короче, всегда кому-то не слышно. Вот и Бог из космоса говорит, а у нас не слышно совсем. Потому что из вакуума. Закон физики.

— Бог говорит из вакуума? Бог?

— Но кто-то же говорит. Ты пойми. Я не то чтобы испугать. Я сам-то к Богу спокоен. У нас тут другие специалисты по нему. А сам я только рыбу ловлю. Ловец рыб.

— Рыбу ловите? А чего же не выловите?

— Дак не ловится.

— А вы бы тогда на кашу. Или на хлеб…

— Не. Горгонка на углеводы не берёт. Только на животный белок.

— Постойте, а что вы тут ловите? Разве не карася?

— Не. Карася тут нет. Запускали, но он не живёт. Тут и ротан даже не заводится. Ощути.

— Что?

— Как что? Ротан даже не заводится, говорю. Хотя уж он-то заводится везде. Потому что на ластах птиц перелетает. И других ластоногих всяких.

— Значит, вы тут ловите ротана?

— Не. Ротана тут нет. Я горгонку.

— Это рыба такая?

— Да, рыба. Называют горгонка, хотя говорят, кальмар.

— Кальмар?

— Он. Не который морской, конечно. Пресноводной среды обитания. Свой речной. Ощути.

Я не понял, что именно ощутил. Но какое-то движение от живота вверх. Так бывает, когда чем-нибудь отравишься, но ещё не готов с этим согласиться. Рыбак меж тем замолчал. Как назло. Когда мне стало уже интересно.

— А как он оказался в пруду?

— Кто?

— Кальмар.

— Так в смысле запустили.

— Это как?

— Как в смысле поймали, так в смысле и запустили.

— И вы его, значит, ловите?

— Да.

— И едите?

— Не. Он несъедобный.

— А зачем ловите?

— А мне интересно посмотреть.

— А вы раньше его не видели?

— А я в больнице лежал.

— А кто его запустил?

— А кто поймал, тот и запустил.

— А кто его поймал?

— Да был тут один турист. Ну, в смысле, как ты. Дурной.

Рыбак опять замолчал. Теперь уже я к нему приставал, чтобы заставить говорить, однако после нескольких «в смысле» он ушёл в себя окончательно. Одновременно он начал проявлять признаки беспокойства, пересаживаться, перезакидывать удочку, проверять крючок, щёлкать пальцем по поплавку, чесать голову и кряхтеть. Утренняя зорька подходила к концу. Рыбак вытряхнул из банки червей на ладонь и забросил их в воду:

— Жри, жабра!

Обрадовавшись, что к человеку вернулся дар речи, я снова начал расспрашивать его про «дурного туриста» и снова не преуспел. Рыбак полностью ушёл в себя, и вся речь его целиком состояла из коротких междометий, перемежаемых редкими научными терминами (так я узнал, что «трахея» — половой орган головоногих). Затем последовали угрозы. Содержание угроз состояло в том, что однажды они придут и вычерпают пруд до самого дна. И в этом вопросе рыбак явно опирался на поддержку какого-то мощного коллектива. Когда он восклицал «мы», в его голосе ощущалась принадлежность к семье местного дона Карлеоне.

В запасе у меня оставалось последнее средство, однако напрасно я искал и срезал подходящий ивовый прут, напрасно гремел коробкой с грузилами и крючками, напрасно делал прикормку из бульонных кубиков и земли и бросал эту землю в пруд. Не возымело. Рыбак взял на плечо удочку и ушёл, не попрощавшись. Мне оставалось только перенять эстафету и тупо смотреть на бездыханный поплавок.

Трое в лодке, не считая собаки, были неимоверно везучи. Во-первых, они имели в своём распоряжении целую Темзу, полную (в те времена) чистейшей питьевой воды. Во-вторых, в этой питьевой воде ничто не мешало плавать различной съедобной рыбе. У меня же всё было по-другому. Настолько по-другому, что когда начались поклёвка, я просто не поверил глазам. Однако клевало. И клевало на червячка. Червячочек у меня был один, очень маленький, худенький, тощенький, но клевало на него страшно. Словно некий подводный зверь в бешенстве гонялся за моим червячком. Поплавок то бегал кругами, то рывками притапливался, но даже и притопленный продолжал бороздить (с изнанки) водную гладь. Я резко подсекал, но добыча всякий раз уходила.