Роман на послезавтра

Посёлок же между тем всё быстрее утрачивал признаки городского. Напротив, заброшенная когда-то деревня медленно восстанавливала себя из праха, неостановимо прорастала сквозь город. Тому были далеко не мистические причины. Панельные трёхэтажки изначально строились по передовому проекту. Может даже, самому передовому из тех, до которых в то время додумалась архитектурная мысль, творившая для села. Большие окна, высокие потолки, королевского метража комнаты и дальше по списку: свет, газ, вода (холодная и горячая), центральное отопление, телефон, канализация… К середине девяностых годов из этого списка не оставалось ничего, кроме света. Так что деревня опять начиналось там, где заканчивался асфальт. Отсюда, от павильона автобусной остановки, находившегося в полном распоряжении сумасшедшего Вали Расписания, дорога расползалась, как щупальца осьминога. Извилистые тропинки тянулись к каждому дому и к каждому подъезду. От них же — новой порцией щупалец — они уходили к туалетам, сараям, хлевам, копнам сена, собачьим будкам, ящикам для кроликов, к голубятням, а также к каждому из множества огородов с их грядками, кустами смородины, прудиками, пугалами, скворечниками и лоскутными сенокосами, которые были хороши уже тем, что были близко от дома… — иными словами, ко всем самым важным, самой ближней руки, удобствам и угодьям.

Смотреть на это вызывало тоску, а ведь в посёлке ещё бывала и плохая погода, когда целыми днями шёл дождь!

За окном было сыро и ветрено, когда я вышел на кухню попить холодной воды. Из-за сырости в доме резко обострились все запахи. Особенно, здесь, на кухни. Пахло сажей из печки и пойлом для поросёнка. Электроплитка стояла прямо на полу, и на ней ведро, которое принимало в себя всё подряд — от картофельных очисток до вчерашнего прокисшего супа. И порой всё это варилось вместе с полусгнившей картошкой или комбикормом. Смотреть на ведро было огорчительно — несмотря на чистоту кухни.

Первый мой выход на свежий воздух тоже не пощадил обоняния. Вячеслав организовал для меня экскурсию в хлев — ради знакомства с коровой, курами, поросёнком и кроликами. Ничего интересного. Тот же Московский зоопарк, но здесь зверей разрешалось есть. Чтобы не быть неблагодарной свиньёй, я вызвался помочь, принести хотя бы воды. Это было непросто — держать на плече вихлявое коромысло, на котором асинхронно качались два десятитилитровых ведра. Семья Альковых переполнялась эмоциями, глядя на всё это.

Равнодушной к моему возвращению в мир оставалась только бело-рыжая Чилда. Вместе с собакой мы прогулялись по посёлку. Опустив к земле нос, подметая ушами землю и круто, по-скорпионьи, заведя на спину длинный и жирный хвост, Чилда бежала по деревянным мосткам, не обращая внимания на подлетающих грязных кобелей-волкодавов и не интересуясь проходящими мимо кошками. Весь внешний трёхмерный мир для нее был распластан в тонком приповерхностном слое воздуха, как на книжном листе с упорядоченными на нём буквами… Я порылся в карманах своей куртки и в одном нашёл паспорт. Интересно было бы вспомнить, что я за человек и каким раньше был.

Чилда вывела меня к чёрному мокрому кострищу на автобусной остановке и к человеку, которого звали Валя Расписание. На этот он показался совершенно безопасным. Наверное, потому, что держал зонт раскрытым — в воздухе продолжала висеть морось.

— Обратите внимание, — вдруг чётким дикторским голосом произнёс он, когда я проходил мимо. — В лесу растёт энтропия. Вы слышите?

— Что? — переспросил я.

Но Валя уже молчал. Он смотрел вдаль, и взгляд его был исполнен слуха. Мне не хотелось его отвлекать. Пройдя сотню метров по дороге, я остановился и снова достал свой паспорт. Несколько раз пролистал его от корки до корки, а потом поймал себя на том, что сосредоточенно читаю:

— Ха-ри-тон-чен-ков-ский.

Изучение паспорта не заняло у меня много времени, и постепенно в моей голове начали брезжить какие-то образы. Не хватало только небольшого толчка, чтобы вспомнить всё. Чилда убегала по дороге вперёд и останавливалась, требуя, чтобы я подошёл. Впереди показалась машина. Мы заметили её ещё издали, но она так долго ехала нам навстречу, что я не выдержал и свернул первым. Сошёл с дороги и сосредоточенно зашагал через мокрую пустошь, будто знаю, куда иду. Из бурьяна потом я увидел, как старенький «уазик» добрался, наконец, до конца асфальта, и там остановился. Водитель помог пассажирке достать из машины её сумки и чемодан. Больше я не оглядывался.

Посреди полей аэрации, превратившихся в цепь заросших прудов, мы с Чилдой изрядно поплутали, спугнули каких-то уток, да и сами сильно перепугались — внезапной цапли, что летела навстречу, но увидев людей, резко бросилась вверх и в сторону, выбросив из-под хвоста длинную жидкую хорошо переваренную лягушку.

Лёша бы сказал: сеанс связи с небом.

Лёша!