Роман на послезавтра

С остановкой социалистического строительства жизнь в посёлке тоже остановилась. Сонный покой был нарушен только однажды. На горизонте появились войска. Армия подходила партизанскими тропами из глубины леса, как бы от железной дороги, а, на самом деле, от ржавой однопутки, если не забытой с последней войны, то оставленной для следующей. Прибывшая военная техника встала в поле. В основном это были двух- и трёхколёсные вездеходы с кунгами на спине и сложенными поверх антеннами. Судя по яркому светло-зелёному камуфляжу, выполненному в стиле «Берёзовой рощи» Куинджи, эти машины должны были воевать где-нибудь в Экваториальной Гвинее. Но они прибыли из Германии. Войска встали в поле. Поле по периметру обнесли забором из колючей проволоки, в забор врезали небольшое КПП и рядом смонтировали большие зелёные ворота с красными звёздами. Новая воинская часть называлась базой хранения и, действительно, должна была хранить автотехнику, начинённую аппаратурой связи. Однако машины не желали долго стоять без дела. Они исчезали как поодиночке, так и шеренгами. Через некоторое время поле опустело совсем. А ещё через несколько месяцев внутрь периметра въехало несколько командирских уазиков. Машины постояли на холодном ветру и исчезли в тёмную ночь.

Когда капитан Альков получил назначение в эту часть, от неё уже оставались лишь колючая проволока да фасадная стена КПП. Три другие — как мало влиявшие на неразрывность периметра — были разобраны по кирпичику. Выставив у ворот пост охраны в виде прикомандированного к нему солдата-бурята, капитан направил стопы в посёлок и решительно занял трёхкомнатную квартиру в последнем, еще не сданном в эксплуатацию, доме. Всю зиму он подводил электричество, газ, подключал воду и отопление, искал и добывал материалы, сам столярничал, придумывал мебель, обустраивал жизнь свою и солдатскую. Здесь, на берегу Шелмы, капитан твёрдо решил положить конец своим гарнизонным скитаниям. После казарм, бараков, общежитий и комнат, снимаемых за половину денежного довольствия, в принципе, любой офицер, если он доскрипел до своей квартиры, мог считать, что он отдал долг Родине. А она — ему. Ранней весной капитан Альков перевёз из Казахстана свою жену с дочерью, несколько перезрелой и несколько простоватой девицей, а также выкрал из студенческой общаги-притона подсевшего на наркотики сына. Ради сына он занял вторую квартиру — устроил в ней карантин-спортзал. Третью квартиру срочно готовил в качестве приданого дочери. Вскоре солдат-бурят демобилизовался, но надолго уехать не захотел и напросился капитану в зятья. Так дочь Алькова обрела счастье, а сам капитан, в сотый раз обойдя охраняемый пустырь по периметру, уже следующей зимой подал рапорт об увольнении. На свою беду составил бумаги чересчур грамотно, очень убедительно, обстоятельно, с изложением важных мыслей, посещавших его в последний год службы, чем и накликал на свою голову инспекцию штаба округа. За этой инспекцией нелёгкая принесла ещё пять инспекций и привела, наконец, одного безнадёжно удивлённого лейтенанта из военной прокуратуры, который пришёл по снегу пешком и ушёл по снегу пешком, и не было никакой гарантии, что он добрался дотуда, откуда вышел.

Капитана Алькова всё-таки уволили из рядов, но через некоторое время взяли на работу обратно, с длинной формулировкой в приказе «в качестве гражданского служащего российской армии на вакантную должность сторожа при контрольно-пропускном пункте с графиком дежурства «сутки-через-трои». Последнее очень сильно удивило капитана, поскольку других сторожей не предполагалось. Но сторожу не по должности думать много. И Альков начал думать ровно столько, сколько для него было в самый раз. И дело пошло. Следующая же инспекция, которую бывший капитан принимал у себя на правах сторожа, зафиксировала в отчёте, что охраняемый объект в виде тысячи бетонных столбов и натянутой на них проволоки находится практически в идеальном состоянии. Возможно, для комиссии это было странно, но объяснялось всё просто. О периметре заботился весь посёлок, экономивший таким образом на общественном пастухе. Каждое утро жители подгоняли своих коров к КПП и, сформировав стадо, запускали его внутрь периметра. Весь день оно дрейфовало на горизонте подобно стаду бизонов в прериях Северной Америки. К вечеру животные собирались перед воротами и нестройным хором мычали. Комплексчане с умягчёнными нежностью лицами разбирали коров, как детей из пионерского лагеря.

Бывший капитан поначалу честно проводил свои каждые четвёртые сутки у ворот КПП и даже сложил себе из остатков белого кирпича небольшую сторожку — с печкой, столом и нарами. Проблема оставалась лишь в том, как вычислить сутки, которые должны будут наступать эти «через трое». Целых полгода Альков не мог с ними определиться, пока, наконец, устав ломать голову, не установил для себя более вычисляемый график — стал выходить на работу просто по четвергам. Это были особые дни. По четвергам в сторожке Алькова собирались лучшие представители мужского населения Комплекса. Играли в преферанс. Чаще всего туда приходили военный моряк, удивительно азартный игрок, и два соседа капитана Алькова, большие философы по жизни, но и мастера тоже, умельцы сделать что-то из ничего. Без них бывшему капитану Советской армии вряд ли бы удалось легко отремонтировать все три квартиры, которые теперь занимала его семья.