Страница 109 из 121
Лёша беззвучно плакал. Я всегда знал, что он тонкокожий, но такое видел впервые. Слёзы висели на его бороде и не скатывались с неё. Они набивались в бороду, как лягушачья икра. Надо было выпить, но он покачал головой, словно хотел сказать, что это было бы слишком легко. Мы поставили чайник. Нашли в буфете печенье. Чаепитие как стиль жизни оказалось непростым делом.
— У тебя ещё есть? — наконец спросил Лёша. Надувшись чая, он как будто распух.
— Надо порыться. Страничка-две. Принести?
Он задумчиво покивал.
Эмиссар Временного ликвидационного правительства Москвы прибыл в автобат рано утром, ещё до подъёма.
— Господа офицеры! Соратники! — выпрыгнул он из длинной чёрной машины с поднятым верхом, и подождал, пока его охрана займёт сектора обстрела. Потом он выкатил на господ офицеров сразу всё, что имел в себе существенного — глаза, подбородок и живот. Простояв в позе Муссолини с минуту, он продолжил: — Благодарю, что смогли собраться оперативно. Я всегда в таких случаях говорю…
Говоря, он выделывал губами фигуры — резко и несинхронно, как в пластилиновом мультике. Все смотрели на его губы, словно всматриваясь, что там, за ними, может оказаться ещё?
— Вижу, мы понимаем друг друга без слов, — прокомментировал эмиссар приветственное молчание офицеров и, резко шагнув вперёд, вытянул перед собой руку, предлагая каждому смелей подходить и запросто её пожимать.
Комбат Бурсов первым приобщился к руке начальства. Но, отпустив её, уже больше никуда не двигался, только шумно сопел; глаза его были красные, как и нос.
Рядом сгрудились остальные. Зампотех Давид Кириллович Глянтц стоял тоже хмурый и неулыбчивый. Иногда по телу его пробегала утренняя полупредсмертная судорога. Капитан-диетолог Роев накрывал подбородком грудь и грузно молчал. Начштаба Зенонов слушал. Лейтенант Глинокопов ещё только приближался. Увидев, как напряглась охрана, он вытащил из карманов руки и старался держать их как можно более на виду. Он держал их так, будто с них стекала вода. Подойдя вплотную к спине комбата, лейтенант отдал честь куда-то себе в висок и склонил голову на плечо.
Эмиссар уже закончил вводную часть и теперь призывал всех взглянуть, изучить, проникнуться, осознать, думать головой и так далее. Напоследок он доверительно сообщил, что есть мнение «профилактически продезинфицировать ситуацию». Эта фигура речи рисовалась его губами особенно пластилиново.
— Господа офицеры! — закончил речь комиссар и вытянулся.
Глядя на его усилия, вытянулись и остальные.
— Правительство Москвы в моём лице выражает уверенность, что обе стороны уважают достигнутые договоренности, и в знак нашего взаимопонимания разрешите вручить вам… Прошу вас.
Все выстроились в шеренгу.
— Вам. Вам. Вам. Вам. Вам, — произносил комиссар, поочередно вручая пять новеньких полевых офицерских сумок. Каждая в верхней части оставалась по-складски сплющена, но внизу её что-то заметно распирало.
— Ну вот, — сказал комиссар с оттенком добродушия в голосе, разглядывая озадаченных офицеров. Те стояли, как дети, прижимающих к животу новогодние подарки от Деда Мороза и не знающие, можно ли открывать или подождать, когда Дед Мороз уйдёт. — Желаю успеха! — И машина выехала за территорию.
Внутри каждой сумки оказалось по небольшому плоскому пистолету. «За храбрость» было выгравировано на коротком стволе.
— Уже и за храбрость? — растерянно говорил капитан Роев, выложив пистолетик себе на ладонь — Я что, этом должен буду застрелиться?
Кроме пистолета в сумке имелся тяжёлый целлофановый пакет, в нём два десятка других пакетиков. В каждом лежало что-то из золота с камушками: либо серёжки, либо перстень, либо цепочка с кулоном. Все украшения были снабжены одинаковой биркой, на которой даже сквозь целлофан хорошо читались цена, название украшения, вес в каратах и проба. Название ювелирного магазина можно было разобрать тоже. В другом отделении сумки нашлись кредитная карточка Московского городского ликвидационного банка, а также пропуск комендатуры для движения по городу в ночное время..
— Давайте пока это всё сюда, — сказал комбат и собрал сумки. — У меня сохраннее будет. Всем вольно и свободны. Приказа сегодня, похоже, мы не дождёмся.