Страница 135 из 146
Но Элле не было дела ни до слов кавалера, ни до отношения южанок, ни до ноющей боли в ноге, которая все ещё не выдерживала долгих нагрузок, ни до того, что весь мир, снова качаясь, поплыл перед ее глазами, в то время как она, лёжа на кровати, продолжала смотреть в никуда отрешённым взглядом. Она могла понимать только одно — её брак не имеет силы, король, занятый подготовкой к войне, не пожелал её видеть, она почетная гостья южан, нашедшая политическое убежище и больше никто.
Как такое могло случиться после всего того, через что они прошли вместе, после всех тех слов, которые были сказаны? Элла не могла заставить себя разувериться в муже — она прекрасно помнила, что даже скрывая свою личность, он не врал, а больше умалчивал о главном. Она помнила, как он не пожелал прямо отвечать на вопросы, на которые не мог дать двусмысленных ответов, не пожелал воспользоваться ситуацией и обмануть её. Даже врагам он предпочитал не врать без надобности — и их путешествие в компании детектива было этому подтверждением. Поэтому Элла не верила, что он мог просто так забыть обо всем. Что все его обещания быть вместе, как муж и жена, вне зависимости от того, на какой земле они находятся, были ни к чему не обязывающей болтовней и пустым звуком. Да, король был невоздержан в гневе и мог вспылить сгоряча, но когда говорил от сердца — это всегда была чистая правда.
Их путешествие не могло стать для него ничего не значащей интрижкой или легкомысленным приключением, которое можно было легко забыть в пылу подготовки к большой войне. Нет, дело было в чём-то другом, и Элла чувствовала это, привыкнув доверять своей интуиции и тому голосу, который упрямо твердил изнутри — что-то здесь не так.
Возможно, император сердился на неё за то, что она ослушалась его приказа уйти за помощью и начала спорить, что дало возможность детективу воспользоваться их ослабленным вниманием и достать хлопушку, которой он после подал знак союзникам? Возможно, муж просто держал её на расстоянии, пока не остынет, пока не пройдет его злость за этот поступок, полный слабости и недостойный королевы? А, возможно, все слова кавалера Альберто о его прекрасном самочувствии враньё — герцогу княжна никогда не доверяла, в отличие от мужа, — и король все ещё слаб, и не желает, чтобы она видела его таким? Может, он все еще серьёзно болен, и ему требуется её помощь и всё её внимание — Элла помнила, как после перевязки в лесу ему стало легче ещё и потому, что она была рядом, охраняла его сон. Возможно, ей и сейчас стоило сидеть у его кровати, чутко прислушиваться, чтобы даже малейший шорох не потревожил его покой — а она здесь, у себя в постели отлёживается, пытаясь набраться сил.
Но её силы теперь зависели и от того, насколько силён и здоров был её муж, поэтому главный вывод созрел сам собой. Она должна увидеть короля, собственными глазами, во что бы то ни стало. Как бы ни препятствовал этому Альберто, вздумавший, что может приказывать или ограничивать её свободу в бывшем поместье отца, как бы внимательно, на грани с враждебностью не наблюдали за ней девушки-помощницы, после громогласных нотаций герцога исполнявшие образности с двойным усердием. Она должна была увидеть короля и лично поговорить с ним, выяснить, что происходит. И никто бы не смог помешать ей в этом стремлении.
Шанс улизнуть из-под пристальной опеки, больше напоминавшей надзор, выпал Элле нескоро. Но она, сосредоточившись на главной цели, терпеливо ждала, не выказывая волнения, чтобы не вызвать еще большей подозрительности. Отобедав и поужинав принесенными для неё яствами, многие из которых были в новинку, Элла съела все, что было на подносе, не обращая внимания на удивлённые перешёптывания сиделок из-за такого неумеренного аппетита. После ей удалось вздремнуть, пока девушки несли караул у её постели. Вечером, принеся воды и устроив ей банные процедуры, а после позвав доктора, чтобы переменить повязку на ноге, они не сбавляли активности и не отлучались даже на прогулки с кавалерами, как это было все дни до этого. Но княжна не расстраивалась из-за такой чрезмерной ретивости. Она ждала.
Она знала, что рано или поздно сон смотрит если не обеих, то одну из них, а уж с оставшейся сиделкой она как-нибудь справится. Так оно и вышло — ближе к полуночи уставшие от активной работы, лишенные романтических променадов девушки, стараясь спрятать раздражение и укутавшись в легкие покрывала, прилегли на кушетки, перед этим несколько раз убедившись, что их высокородная подопечная тоже отдыхает. Спустя несколько минут Элла услышала их тихое размеренное дыхание и поблагодарила судьбу за то, что день выдался полным хлопот и теперь помощницы проспят до самого утра. До утра Элле должно было хватать времени.
Осторожно спустив босые ноги на деревянный пол, она не стала искать даже сандалии или накидку на ночную сорочку — на это не было времени. Тихо повергнув ключ в замке и, снова поблагодарив помощниц за невнимательность, Элла выскользнула из комнаты, закрыв её со своей стороны, и устремилась наугад по темному коридору, тускло освещенному ночными светильниками.
Несмотря на поздний час, штаб южан не спал — и Эллу спасло лишь то, что она наугад помнила расположение комнат и коридоров в поместье, в котором бывала ещё ребёнком, когда в их княжестве вспыхнула недолгая мода на охоту на крупную дичь. Все эти охотничьи домики были выстроены по одному принципу, похожую планировку и переходы имел её любимый флигель, где она с друзьями проводила собрания кружка заговорщиков, образование которого сыграло такую печальную роль в истории её страны. Поэтому Элла всякий раз успевала спрятаться в полузнакомые уголки-лазейки, едва в коридорах неожиданно появлялись аристократы-южане, громко хохочущие, обсуждающие то ли игру, то ли какой-то другой спор — княжна все ещё плохо понимала их разговоры, чтобы узнать, о чем идёт речь. Из-за некоторых закрытых дверей то и дело раздавались голоса, песни, бренчание гитары, смеялись женщины, им с жаром что-то доказывали мужчины — эта нация жила ночной жизнью так же активно, как соотечественники княжны привыкли жить днём. И Элла все ещё не могла побороть в себе удивление от таких диковинных нравов ближайших соседей, чья жизнь и обычаи слишком отличались от тех, к которым она привыкла.