Мой предатель — мой любимый

Тан Кериан ответил ему взглядом, полным превосходства, и молча перешагнул через одежду, вжавшись обнажённым телом так сильно, что Анлетти расслышал ровный стук чужого сердца.

— Кого вы собрались этим испугать? — выдохнул юноша ему в губы и опустил веки, пряча глаза за забралом ресниц.

Наверное, слова должны были прозвучать соблазнительно, потому что голос тана Кериана совсем неслучайно стал ниже и глуше, но Анлетти уловил знакомую горечь: с этим юношей определённо было что-то «не так».

Анлетти шагнул к кровати — тан Кериан не глядя отступил на шаг.

Анлетти остановился — тот остановился тоже. Будто не живой человек, а предмет одежды. И ведь как ловко держал баланс!

— Вы видели когда-нибудь, как танцуют в Альсальде? — спросил тан Кериан, забираясь пальцами ему в волосы, и обвил руками шею. До кровати осталось пройти два шага, но разгадка тайны была ближе.

Анлетти почти ласково взял юношу за плечи, а затем силой оторвал от себя. Одного взгляда хватило, чтобы всё понять — на незагорелом теле не осталось ни клочка чистой кожи, будто тот попал под топор мясника и лишь чудом выжил.

— Ну вот зачем… — Кериан вздохнул и весь как будто съёжился, становясь меньше.

Все знания Анлетти о нём уместились бы на одном листе бумаге.

Приёмный сын Антера Центримуса Морнгейла, Кериан прибыл в столицу, чтобы просить императора даровать ему титул тана, на который не имел никакого права. Ему, естественно, указали на дверь и отправили восвояси, но этот выскочка нашёл способ увидеться с императором лично.

Что Кериан ему сказал — загадка, но титул свой получил и стал двадцать первым таном Альсальда, оставив обоих младших братьев, кровных сыновей приёмного отца, с носом.

Позднее участвовал в военной кампании против Гердеина. Во время неё Анлетти с ним и познакомился, тогда ещё шестнадцатилетним мальчишкой, но, честно говоря, особо не запомнил.

Когда же война закончилась и обе стороны обменялись пленными, Кериан вернулся на родину…

Но что на листе бумаги описывалось скупо, всего в три слова: «Был в плену», — на коже розовело бесчисленными следами ожогов, порезов и кнута.

Враги не изуродовали только лицо. Анлетти не хотел знать причину, но проверить должен был всё равно, поэтому, не церемонясь, привлёк Кериана к себе, проскользнул пальцами ему между ягодиц и, не встретив сопротивления, проник внутрь.

— Ты дурак? — бросил Анлетти зло и выпустил юношу из рук. — Думал, я не пойму?!

— Рассчитывал, что когда поймёте, решите не останавливаться.

Накрыв ладонью глаза, Анлетти почти прорычал:

— Пошёл вон!

— Никуда я не пойду. — Тан Кериан вцепился в ворот его туники и дёрнул вниз, заставив посмотреть на себя. — Вы мой последний шанс! И я ни за что. Никогда. Не выпущу. Его. Из рук.

Серые глаза полыхали огнём, тонкие губы сошлись в линию, а ноздри, наоборот, раздулись. Всё вместе — не самое красивое зрелище. Но его горе казалось таким искренним…

Тану Кериану для счастья не хватало сущей малости — всего лишь чуда.

Но мог ли Анлетти его исцелить? Сейчас. После того как похоронил внутри себя и любовь, и сочувствие к людям.

— Рассказывайте.

— О чём? Как меня избивали и насиловали в плену? — спросил тан Кериан с вызовом.

— Нет. Расскажите, как выжили.

— А чего тут рассказывать? — юное лицо исказила широкая, зубастая улыбка, больше похожая на оскал. — Чем сильнее меня пытали, тем легче это было пережить. Ведь я чуял их страх. Я знал! Знал… Они срывают злость на мне, потому что бессильны! Потому что наши бьют их на всех фронтах и заставляют отступать!

Анлетти словно кто-то толкнул в грудь — сердце сбилось, пропустив удар. Он был уверен: мальчишка сломался, не перенёс ужасов плена. Сколько таких, искалеченных и потерянных, прошло через его постель? Не счесть. Но Анлетти ошибался. Тан Кериан не сломался и даже не погнулся. Он, как клинок, рассёк толщу воды и прошёл её насквозь, оставшись таким же непоколебимым и твёрдым, если бы не одно «но».

После соприкосновения с водой на стали остались уродливые ржавые пятна.

Клинок нужно было отшлифовать и отполировать, чтобы он снова заблестел, как новенький.

— С тех пор, как вернулись, были ли вы с мужчиной?

— Моя проблема не в этом. — Тан Кериан отпустил тунику и упёрся ладонями ему в грудь, сосредоточенно глядя на свои пальцы: они мелко подрагивали. — Боль от прикосновений. Раз. Кошмары. Два. Инстинкты. Три. Я… я чуть не задушил жену. А ведь она, испуганная моим криком, просто хотела меня разбудить…

— Больно? — спросил Анлетти, коснувшись пальцами плеча, и медленно провёл рукой вниз, до локтя.

— Противно. И, чтобы исключить дальнейшие вопросы, с женой я сплю в одежде. Рубаха и штаны скрывают кожу полностью. Только так… и могу…

Вот он — его выбор. Вот она — его цена.

Император определённо знал, кого к нему подсылать, как и то, что Анлетти не откажет. Просто не сможет. Приняв участие в магическом ритуале, его дочь отдала четверть жизни, чтобы простолюдин Кериан, сын обычного охотника и воспитанник Антера, получил титул тана.

Его малютка Эви уже никогда не перешагнёт порог сорокапятилетия — и что же он? Даст её жертве пропасть впустую?  

Анлетти закрыл глаза и вздохнул. Тот, кем он был сейчас, ничем тану Кериану помочь не мог. Слишком циничный. Побитый жизнью, разочарованный в ней. Не способный любить. Да что там, любить?

Не способный даже верить в доброту, дружбу, любовь. В счастье? Ха!