Страница 11 из 50
Но пока Анлетти изводил и его, и себя, терзая сладкой и одновременно болезненной близостью, внутри него самого разразилась война.
Одна часть души истекала кровавыми слезами при взгляде на шрамы и хотела помочь, другая злобно хохотала над идиотами и сосунками, которые, мечтая сломить дух, силой вбивали в тана Кериана покорность, но лишь расписались на его теле в собственном бессилии, а третья…
Третья часть возбуждалась при мысли, что юноша — сильный, красивый и гордый — позволил коснуться себя по-настоящему только ему и отдастся по-настоящему тоже только ему.
По-хорошему надо было дать победить первой или на худой конец третьей, но они никогда не слушались, сами решая, кем ему в данную минуту быть.
И пока губы мягко касались израненной кожи, иногда лишь намечая касание теплом дыхания, его худшая часть думала о том, что попадись тан Кериан в руки ему, а не своим горе-палачам, он бы сделал ту же работу во много раз лучше, точнее, заставив пленника пройти через такие муки, что тот не то что гордость забыл бы, а даже своё имя.
Анлетти прекрасно знал, на что он способен. Его руки были не по локоть — по шею в крови. Только почему-то от этих мыслей в груди вырос плотный ком брезгливого отвращения. Две другие части отвергали его. Он сам отвергал себя.
— Почему вы медлите?
Вопрос застал его врасплох. Анлетти поднял голову от живота с неровным и растёкшимся, точно клякса на бумаге, следом ожога и столкнулся с обречённым взглядом серых, как пепел, глаз — серых и таких же безжизненных.
Как будто вместе с поцелуями он вытянул из юноши все силы до последней капли.
— О чём вы?
— Вы давно готовы.
Тан Кериан сделал неуловимое движение бёдрами, прижавшись ближе, и Анлетти почувствовал: да, он готов.
— Но я же… не один?..
— Мне чем дальше, тем хуже. Просто сделайте это. Не заставляйте… — Юноша нервно сглотнул и уставился в потолок. — Пожалуйста, не заставляйте просить.
Анлетти тяжело вздохнул, глядя на лицо, отвёрнутое в сторону, на сомкнутые губы и натянувшиеся жилы на шее.
Он вообще понимает, на что его толкает, этот мальчишка?
— Дайте мне вашу руку, — потребовал Анлетти.
Тан Кериан вздрогнул, безошибочно различив в голосе сталь, повернулся и смерил его настороженным взглядом, но руку всё равно протянул. Анлетти поймал ладонь и поочередно поцеловал длинные пальцы: нарочито медленно, в этот раз позволяя себе использовать не только губы, но и зубы, и язык, чтобы прикосновение получилось горячим и влажным, чтобы запомнилось, а потом уверенно положил обласканную руку себе на шею — большим пальцем точно на сонную артерию.
— Вы в любой момент сможете меня остановить. Пообещайте, что сделаете это, если…
— Обещаю.
Юноша ответил слишком быстро, но это было хоть что-то.
Анлетти сильно сомневался в том, что собирается сделать. Он и так из-за дурацкого амулета лишился способности чувствовать партнёра, знать обо всех его желаниях и страхах, будто они выведены чернилами на страницах бумаги. То немногое, что ему осталось, верить тану Кериану на слово и внимательно следить за реакцией. И это, пожалуй, было самым сложным.
Он не контролировал ситуацию и не мог предсказать результат.
Ладони вспотели, как у мальчишки, который впервые остался с женщиной в спальне. Сердце забилось чаще, скулы обожгло огнём и защипало, захотелось оттянуть момент проникновения, хоть как-то отвлечься.
Собственное желание, о котором ему с беззастенчивой простотой напомнил тан Кериан, воспринималось сознанием наравне с голодом или жаждой — оно засело глубоко в голове и временами напоминало о себе достаточно остро, но не мешало думать.
Анлетти знал, что за любую ошибку, за каждое неверное движение расплачиваться будет не он, и это знание держало его так крепко, будто ястреб уже начал клевать выцарапанную из груди печень.
Но чем дольше он медлил, тем им обоим делал хуже — накопившееся напряжение постепенно перерастало в безразличие и усталость.
Проклиная себя, Анлетти подтянул к себе юношу за ягодицы, приподнял его над кроватью и медленно проник внутрь.
Мир в этот момент не рухнул. Не задрожала земля, не грянул гром, не ударила молния. Даже ветер не ворвался в спальню, распахнув ставни. Всё это случилось минутой позже, когда ободрённый успехом, Анлетти задвигался внутри.
Рука тана Кериана, соскользнув с его шеи, безвольно упала на кровать. Юноша выгнулся дугой, запрокинул голову и засипел, со свистом вбирая раскрытым ртом воздух. Глаза закатились, засверкали белками, пальцы заскребли по простыне.
Боль была такой острой, будто в Анлетти всадили нож по самую рукоять и дважды там провернули.
— Нет! Не-е-ет… Ты же обещал!
Анлетти подхватил тана Кериана под плечи и спину и, рывком оторвав от кровати, прижал к себе, усаживая сверху, но тот словно его не слышал. Не осознавал, где сейчас находится и с кем. Весь мелко трясся. Так противно. Так липко. И всё это — без единого звука, без жалобы или стона.
Да что же с ним сотворили?!
— Эй! Посмотри на меня! Ну посмотри же!
Обхватив руками его голову, Анлетти крепко стукнулся об неё лбом. Звук вышел пустым и гулким. Перед глазами замельтешили золотые искры. Но, слава всем богам, не напрасно — мальчишка посмотрел на него и как будто даже увидел.
— Смотри внимательно. Не будешь смотреть, ничего не получится. Просто смотри. Хорошо? — забормотал Анлетти, удерживая одной рукой затылок тана Кериана, а второй накрывая позорное клеймо на его груди. — Сейчас я тебя исцелю. Ты только смотри. Смотришь?
Тот что-то промычал в ответ, совсем уж невнятное.