Страница 66 из 103
– Уехал?… – растерянно переспросил я.
– Ну да. На тюрягу. Он же не осужденный пока, вот и поехал за сроком. Да ты не переживай, пацан, вернется!
– Когда?
– Да хрен его знает. Срок большой – свидитесь.
Надо же было так разминуться. На встречу с ним я возлагал большие надежды. Услышав, что в коридоре громко выкрикивают мою фамилию, я поспешил на первый этаж в кабинет флюорографии. После ставших уже привычными «вдохнуть и не дышать», я поспешил покинуть это неприятное место.
Вернувшись домой… Хм, как ни печально, но это место стало моим домом… Вернувшись домой, я увидел, что приближается время обеда – большие бачки с баландой выставили в коридор, а вокруг, громыхая чашками, уже стали собираться голодные мужики. Интересно, что лучше – есть синюю сечку за столом или более-менее съедобную кашу, но на полу? Все познается в сравнении, но в данном случае задачка была не из легких, со многими неизвестными. Но как бы ни было, а есть в любом случае надо было, я расстелил на матраце газетку и поставил на нее чашку, кружку и недоеденный с утра кусочек хлеба.
Через несколько дней, когда я осваивал приемы лежания на тонком горбатом матраце, мне сказали, что лечащий врач хочет срочно меня видеть. Бросив это бесполезное занятие, я поспешил в кабинет в надежде на то, что в моей судьбе наконец-то что-то прояснится, ведь просто так здесь доктор вызывать не будет. Может быть что-то определили с диагнозом или вызвали какого-то специалиста, а может…
– У тебя туберкулез.
– Что?! – мои надежды не просто рассыпались, они взорвались, оглушив мою и без того плохо соображавшую голову.
– На обоих легких… спонтанно перенесенный… остаточные изменения в виде фиброза… – читала она вслух какие-то непонятные слова, – таблетки выпишу, пропьешь.
– Туберкулез? У меня?
– Был. Ты перенес его на ногах, причем два раза. Удивительно стойкий организм, сильный иммунитет, – она посмотрела на меня поверх очков. – На свободе сколько весил?
– Где-то семьдесят пять.
– А сейчас шестьдесят. Потрепала тебя чахотка, что тут скажешь. Таблетки в любом случае пропить надо, вдруг еще подхватишь. Ну, не дай Бог, конечно.
– А что с моей основной проблемой?
– Чисто теоретически тебя могут вывезти в вольную клинику по государственной квоте, но… как бы тебе объяснить… Ты зэк. Кому это надо?
– Но нельзя же просто…
– Вас никто сюда не звал. До свидания.
Она говорила жестко, но в ее глазах я увидел что-то похожее на сострадание. Или мне показалось.
######
Вообще, по идее я должен был впасть в депрессию, истерику, ну или хотя бы катастрофически расстроиться, что было бы логично при таких ударах судьбы. Но головой о стенку я не бился, в подушку не плакал и вены резать не собирался. Короче, духом не падал. Конечно, вредные мысли типа: «За что мне все это?», «Почему я?» и «Кто же, черт возьми, меня проклял?» посещали меня часто, но я их отгонял.
Я жил дальше. Много гулял, много ел (сосед по кровати, вернее по матрацу, сказал, что чахотка возникает в том числе из-за плохого питания, поэтому иногда я в буквальном смысле впихивал в себя баланду), ну и конечно, знакомился с моими товарищами по несчастью. Их было много. Как товарищей, так и несчастий.
Терапевтическое отделение с учетом спальных мест и обслуживающего персонала было рассчитано человек на пятьдесят максимум, однако на деле здесь «лечилось» сто пятьдесят заключенных. Двухъярусные шконари в палатах и коридоре были набиты с такой плотностью, что вдвоем между ними было не разойтись.
А болезни… Ну, тут пиздец, просто слов нет. Тут было все: инсульты, параличи, плевриты, анемия, белокровие, диабет, глаукома, катаракта, полная слепота, психические заболевания, цирроз, ВИЧ, рак… И все это лечили три терапевта, два из которых были в отпуске, а одному было похер. Были еще окулист, невролог и другие узкопрофильные специалисты, но они работали по одному им ведомому графику. Им тоже было похер.
Мы были предоставлены сами себе. Врача ты видел один раз, по приезду, он выписывал тебе какие-то таблетки, ну максимум уколы, а когда курс заканчивался, тебя отправляли назад на зону, откуда ты спустя некоторое время вновь возвращался в больницу. Замкнутый круг.
Санитары тоже были осужденные. Петухи. Но это неудивительно – они работали на ставке, да и кто бы из вольных согласился убирать говно за зэками. Удивительным было другое – та невероятная безвозмездная взаимовыручка, которой я не уставал восхищаться.
– На данный момент у нас пятнадцать тяжеликов, – рассказывал мне Зуб, человек, который занимался общими делами и просил, чтобы его не называли смотрящим. Сороколетний мужик с железными зубами и нервами, он просидел полжизни и помогал таким же, как он, зэкам. Людям! Попавшим в беду. – Мы ведем специальную запись – домовую, чтобы никого не обойти и не забыть. Кто приезжает, уезжает, освобождается или умирает – мы знаем все.
– И много умирает?
– Много. Сам все увидишь.
– Я уже видел. Почему они лежат в подъезде на полу?
– Врач фиксирует смерть, фотограф запечатлевает последний кадр, медсестры оформляют документы, и только потом вызывают санитаров морга. Процесс может затянуться ни на одни сутки.
– Но сейчас же жара. Запах…
– А ты бы предпочел, чтобы он лежал на соседней шконке?
Я ничего не ответил и отвел глаза. Мы сидели в котловой палате, то есть там, где помимо того, что болели, старались всеми возможными способами улучшить жизнь других больных.