Страница 1 из 103
– Ну что, Игнат, чай будешь?
Я молча кивнул и взял в руки протянутую мне пластмассовую кружку оранжевого цвета, стенки которой изнутри покрывал черно-коричневый налет. Это от чая. Его здесь пили так много и так часто, что он впитался в пластмассу. И они, то есть уже мы, соревновались в остроумии, выкидывая шутки типа: «Зато, когда все запасы кончатся, одним кипятком можно будет залить и чифирить». Пары глотков чая такой крепости, что меня передернуло и даже начало подташнивать, вполне хватило, и я передал кружку дальше. После того как она прошла пару кругов, и от выпитого напитка бледные лица покрылись ярко красным румянцем, все закурили.
– Ну че, как? Да ты не морщись, это первую неделю так, а потом будет бодрить круче любого энергетика! Это я тебе как доктор говорю! – веселым голосом сказал молодой парень, сидевший по-турецки рядом со мной.
В голове гудело, и я чувствовал такую слабость, что мне хотелось только прилечь. В общем, бодростью это никак не назовешь.
Тюремная камера следственного изолятора представляла собой помещение примерно пять метров в длину и три в ширину, по краям вдоль обшарпанных стен были приварены четыре двухъярусные кровати, по две с каждой стороны, а между ними находился железный стол, сваренный из старых кусков металла, что образовывало узкий проход, где вдвоем было не разойтись. На входе в камеру, в прихожей, если можно так выразиться, стояла наша обувь, а весь остальной пол застилали матрацы и одеяла. Все ходили босиком. Чаепитие происходило на полу в дальнем конце камеры, где было небольшое свободное пространство – «пятак». Стол туда не доходил, и там могло уместиться несколько человек, на полу были разбросаны грязные подушки, а одеяла лежали, наверное, слоев в пять. Вот бы сейчас прилечь.
– По какой статье-то залетел? – спросил тот же веселый парень моих лет. Он был небольшого роста и, судя по лицу, имел среднеазиатские корни.
– Сто шестьдесят вторая, – сухо ответил я.
– А-а… гоп-стоп мы подошли из-за угла, – протянул он, нисколько не удивившись. – А часть какая?
– Четвертая.
– Четвертая?! – вместе с вопросом изо рта вылетели клубы дыма, которыми он не успел затянуться. Его черные глаза расширились, а я заметил на себе взгляды тех людей, кто не принимал участия в чаепитии и занимался своими делами.
– Ну ты, пацан, попал! Кого хлопнули-то? – спросил мужчина лет пятидесяти с седыми волосами и, как мне почему-то показалось, с детскими голубыми глазами. – Ну, ты готовься, пацан! На условку не соскочишь, лет восемь-девять строго минимум выхватишь. Сколько годков-то, двадцать, двадцать два?
– Девятнадцать… – пробормотал я. Его слова меня нисколько не расстроили и не испугали.
Непонятное состояние. Сознание и воля находились в какой-то прострации, а я, не испытывая никаких эмоций, соглашался со всем и делал все, что мне говорили. Странное чувство. Как будто мне показывают фильм с моим участием. Просто я еще не верил в то, что происходило со мной. Повисшую тишину нарушил звук открывающегося «робота», железной двери в камеру.
– Вновь прибывший, к адвокату собирайся! – сказал появившийся в проеме охранник с лицом, не выражающим никаких эмоций, а тем более ума. Я молча встал и начал обуваться.
######
Меня вели по длинным, холодным коридорам, напоминающим лабиринт: десятки поворотов, спусков, подъемов, этажи, лестницы… Металлические решетки, расставленные, наверное, через каждые десять метров, были заперты, и мы останавливались возле каждой, ожидая пока она не откроется, издав характерный лязгающий щелчок. Туда-сюда, переговариваясь по рации, шныряли охранники, кого-то вели навстречу, кого-то проводили вперед. В общем, от мелькающих лиц, пятнистой формы, решеток и бетонных стен я потерял всякий ориентир и, оставь меня там одного, я бы никогда не нашел выхода из этих катакомб.
Но одного меня никто, конечно, оставлять не собирался, и спустя неопределенное время, в котором я тоже потерялся, меня посадили на неудобный стул перед сидящим за столом полным человеком в тонких очках, крутившим в руках дорогую эксклюзивную ручку.
– Добрый день! Меня зовут Алексей Александрович. Я буду представлять ваши интересы во время следствия и в ходе судебного разбирательства. Меня наняли ваши родители, – голос звучал четко и уверенно, а ручка, крутившаяся в его пальцах, не останавливалась ни на секунду. – Адвокат должен знать правду, поэтому соберитесь и расскажите, что у вас там на самом деле произошло.
Облик и поведение, как и его речь, внушали доверие и, глубоко вздохнув, я начал говорить. Я рассказал все с самого начала, стараясь вспомнить каждую мелочь и не упустить ни одной детали. Я пытался говорить бесстрастно и уверенно, но иногда голос меня подводил и предательски подрагивал. За время моего рассказа адвокат не произнес ни одного слова, он смотрел мне прямо в глаза, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Только ручка, лихо перекатываясь в его ухоженных пальцах, остановилась на середине рассказа и замерла, неуклюже повиснув.
Когда я закончил, он, неопределенно кивнув, начал собирать разложенные на столе бумаги и документы.
– Я посмотрю, что у них на вас есть. Ознакомлюсь со всеми материалами дела и выберу тактику защиты, – он встал.
– И… Что… Что вы думаете?
– Как говорится, ждать худшего, надеяться на лучшее. Будем работать.
Он ушел также быстро и незаметно как появился, мелькнули лица, и вот опять я оказался в уже знакомых катакомбах и, преодолев их, зашел в любезно открытую охранником камеру.
– О, Игнат вернулся! Давай проходи, мы как раз чифирок подварили, – встретили меня приветливые голоса сокамерников.