Страница 46 из 103
– Контора! Шухер!
В барак зашел мент, держа в руках папку с документами. Он кого-то искал. Увидев Петруху, он сверил его фамилию с карточкой и сказал:
– Собирайся с вещами, тебя переводят в отряд.
Петруха, радостно присвистнув, спрыгнул со шконки и стал одеваться.
######
Следующие несколько дней я провел в раздумьях и… голоде. Сечка в меня не лезла, как я ни старался. А ее давали на завтрак, обед и ужин с той лишь разницей, что в обед к ней прилагалось первое – тарелка жидкого и непременно невкусного супа. Вот я и ел этот суп, а на завтрак довольствовался пайкой хлеба. Тоже невкусного.
Мои раздумья были далеко не приятные. Мне здесь не нравилось, я привык к камерной обстановке, знакомым людям, хорошей пище. Угнетало то, что я ничего не могу изменить, и мне придется к этому привыкнуть. А еще эта неопределенность… Страх перед неизвестностью пугает больше самой неизвестности, какой бы страшной она ни была. Ну а если исход зависит от твоего выбора, появляется еще и страх ошибки. Мое будущее в моих руках.
Вконец запутавшись в своих мыслях и фобиях, я присел на корточки и прикурил сигарету. Смотря вдаль, я пускал большие кольца дыма и вспоминал свою прошлую жизнь, прокручивая в памяти яркие значимые события и принятые решения. Я помнил каждую мелочь и сейчас, оглядываясь назад, я раскладывал по полочкам все сделанные шаги, сказанные слова и возникшие мысли. Какой я был дурак, я видел каждую свою ошибку. Главное, не совершить ошибку сейчас. Я кинул бычок в снег.
Возле входа была доска, на которой висели заявки о приеме на работу. Изучив их и пообщавшись с завхозом, я понял, что мне, кроме обрезания ниток на швейном производстве, ничего не светит. Конечно, не считая свинарника и другой грязной работы, но эти варианты я исключил сразу. Блатовать я не хотел, но и терять свое лицо не собирался. Мне была приемлема только мужицкая работа.
Вот и все. Решение принято, осталось только написать заявление и ждать. В этапке работяг не держат, так что, меня сразу же выведут в отряд. Выстроив планы на будущее, я с легким сердцем завалился на шконку. Я скинул с плеч груз непринятого решения и был доволен собой. Теперь можно позволить себе расслабиться и немного помечтать.
Но случилось то, чего я никак не ожидал, и мои мечтания оборвались на самом интересном месте.
– Контора!
Это пришел мент с папкой в руках. Он пришел за мной. Меня распределили в отряд.
Но как такое может быть? Заявление на работу я еще не подал, знакомых, которые могли бы помочь и забрать к себе, у меня в этом лагере нет, а до официального распределения было еще слишком рано – прошло всего-то несколько дней. Ничего не понимаю. Я накинул фуфайку, взял сумку и сопровождаемый удивленными взглядами покинул карантинное отделение.
Здание, в котором располагался мой отряд, было относительно новое: планировка в нем была не стандартная – сплошные ряды шконок – а секционная, то есть по бокам тянущегося по центру коридора располагались отдельные комнаты, или секции, как их здесь называли. Почти как в тюрьме, только камеры побольше и дверь не закрывается на ключ.
– Здорово! Проходи, – услышал я и зашел в самую дальнюю от входа секцию.
Внутри она тоже напоминала тюремную камеру: те же шконки, те же лица, тот же дым столбом. И тот же чай, который варили мужики, позвавшие меня.
– Ты Игнат, да? – спросил худощавый парень ростом еще выше меня, с острым неприятным взглядом. – Я Андрюха Длинный, смотрящий за отрядом.
Но откуда… В углу сидели трое крепких ребят в спортивных костюмах, рядом со столом стоял маленький угловатый человек, на шее которого виднелась синяя наколка с размытым рисунком, а у выхода встал какой-то дерганный парень, без остановки крутивший четки. Щелк – щелк… Я осторожно присел и с опаской оглядел окружавших меня людей:
– Здорово. Да, это я. А как так получилось, что…
– Петруха рассказал. Говорит, в этапке пацан молодой сидит, на тюряге в ответе за хатой был. Нам такие люди нужны. Бери, закуривай, не стесняйся.
Тревога начала отступать, и я достал сигарету из лежащей на столе пачки винстона и прикурил от протянутой зажигалки. Хорошие сигареты стали, не то что раньше. Ну, а когда я сделал пару глотков крепкого чая, то уже совсем успокоился.
– Петруха значит, да? А где он сам-то?
– Бухает где-то, где он еще может быть. Как с первого дня начал, все остановиться не может. А че он тебе? Тоже бухануть хочешь?
– Нет.
– Правильно. Ты молодой, тебе делами заниматься надо. Обживайся пока, вон свободная шконка, а завтра сходим по лагерю, познакомлю тебя с братвой. Э, ну ты харэ там стучать! В картишки играешь?
– В нарды только.
– Нарды? Деревянная игра! Чурки на рынке в нее играют, а настоящий зэк должен уметь играть в карты. Ну, ничего, я тебя научу. Домой звонить будешь?
– Че делать? – мне показалось, что я ослышался.
– На, звони, – он ухмыльнулся и протянул мне старую черно-белую «Нокиа».
Вот это да. Вот это лагерь. Моя мама удивилась не меньше, когда услышала мой голос. Я не успевал отвечать на вопросы, их было очень много. И очень много теплых слов, слов поддержки. Я уже успел от них отвыкнуть. Я успел отвыкнуть от маминого голоса. Я виноват перед ней. Она любит меня и ждет. А впереди еще десять лет…
######
Всего в отряде было пять секций: в одной жили обиженные, в другой красные, а три были наши, порядочные. Проснувшись с утра, я пошел знакомиться с мужиками. Было много интересных людей, интересных судеб. В какой бы проход я ни зашел, везде встречали с теплом и душевным гостеприимством, рассказывали о себе и спрашивали о последних вестях с воли. Особенно интересно мне было послушать людей, которые провели здесь десять, пятнадцать лет, и тех, кто уже пошел на вторые пятнадцать.