Страница 3 из 14
До соревнований оставалось всего два дня. Сашку разбудила телефонная трель. «Неужели уже утро?! Нееет, спать, спать — что угодно, только спать!», — бормотала она сквозь дрему, пряча голову под подушку. Но спустя пару мгновений любопытство все же одержало верх, и она чуть приподняла край подушки, чтобы слышать разговор.
— Да. Да. Нет. Да, безусловно. Нет, все в порядке, — хриплым со сна голосом говорила мама. Закончив разговор, она сползла по стене на ледяной пол и тоненько заскулила, как бездомный щенок.
— Мама, мамочка, что случилось? — вскочила перепуганная Сашка. Она тормошила маму, стараясь поднять ее и уложить обратно в постель.
— Анна Петровна ночью умерла… Сердце остановилось, — с трудом ответила мама.
У Сашки все обмерло — несмотря на мрачные прогнозы врачей, они с мамой надеялись, что все каким-то чудесным образом наладится. Что Анна Петровна вернется домой, и все будет по-прежнему — и душистый чай, и мелькание вязальных спиц, и долгие разговоры в сумерках уходящего дня. Но все ушло и уже не вернется.
Обхватив худенькие вздрагивающие плечи матери, Сашка впервые в жизни ощутила свое сиротство. Она, никогда не видевшая отца даже на фотографиях, привыкла представлять его светлым и строгим хранителем ее судьбы, которому прекрасно известны не только поступки, но и мысли. И уже не пыталась расспрашивать маму об отце, зная, что она будет всячески уходить от разговора, как делала не раз. Надо сказать, Сашка совсем не чувствовала своей обделенности — у многих в классе родители были в разводе или, что еще хуже, собачились чуть ли не каждый день, втягивая в этот жуткий водоворот и детей.
— Мам, давай я чай поставлю. Все равно уже не уснуть, — и Сашка выскользнула на кухню, чтобы остаться наедине с охватившим ее горем.
Заваренный в пузатом чайничке чай уже успел остыть, за окном разгорался новый день, а мама все беспрестанно разговаривала по телефону — необходимо было уладить массу формальностей, связанных с похоронами. Наконец, она закончила и вошла на кухню.
— В пятницу, в двенадцать, прощание, — сказала она Сашке, без сил опускаясь на стул.
— Мам, в это время отборочные заезды… Перед турниром… Нет-нет, я перепутала, — торопливо сказала Сашка. — Значит, в пятницу, в двенадцать.
— Римма Михайловна, я не смогу участвовать в турнире, — на едином выдохе заявила Сашка, набрав номер тренера.
— Что это еще за новости?! Иноземцева, ты что, заболела?
— Нет, я… должна быть в другом месте.
— На приеме у английской королевы? Ты с ума сошла? Ты хоть отдаешь себе отчет, что на кону — поездка в Англию?
— Да… я понимаю. Простите, — и Сашка поспешно отключила телефон. Обычно она врала довольно легко и как-то даже вдохновенно, не испытывая мук совести. Да и не врала, а так… приукрашивала действительность, чтобы интереснее было. Но сейчас ни сказать правду, ни придумать какие-то отговорки сил не было. Что тут скажешь, если все планы, все надежды — все разом обесценилось?
Вечером накануне дня похорон, когда она беспокойно ворочалась в постели, в комнату тихо вошла мама. За эти два дня она сильно изменилась, постарев на несколько лет — глаза стали темные, запавшие, скулы заострились, а губы сжались в тонкую линию.
— Саша, мне сейчас звонила Римма Михайловна. Она сказала, что ты отказалась завтра выступать в отборочных заездах. Я рассказала ей про… все.
Они помолчали.
— Она говорит, что нельзя упускать такой шанс — второго может и не быть.
— Мам, я уже все решила. Я должна быть завтра на похоронах.
— Никто и не спорит. Римма Михайловна сказала, что, учитывая ситуацию, в качестве исключения она могла бы договориться об отдельном прогоне. Все равно судьи раньше шести не разойдутся. Ты сможешь пройти маршрут в пять, — сказала она, погладив дочь по непослушным волосам.
На прощании в ритуальном зале к Сашке и ее маме, как к самым близким покойной, подходили малознакомые и совершенно незнакомые люди, произносили соболезнования. «Кто все эти люди? Кем они были в ее судьбе? Как вообще узнали?» — мысленно задавалась вопросами Сашка. От долгого стояния столбом у нее уже затекли ноги и задеревенела спина. Но это мелочи, главное — не смотреть. Потому что в гробу лежал абсолютно незнакомый человек. Пялиться на мертвых — немыслимо, но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — произошла чудовищная подмена. Конечно, определенное сходство имелось, но одутловатая старуха с бескровными, плотно сжатыми губами — точно не Анна Петровна. Тут и сомнений быть не может. Сашку поражало только, как другие, словно не замечая подмены, продолжают приносить соболезнования и цветы, суетливо промокая глаза скомканным платком.