Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 153

— Тише, — попросила девушка. — Сейчас начнется.

И взаправду началось: проревев для храбрости нечто нечленораздельное, тевтонец бросился на бородача. Гигантский меч ударился об обитый железом щит, палица витязя выбила щепы из щита рыцаря. От удара Карл едва не просел. Нежданный спаситель (что-то в последнее время им везет на таких) обращался с как минимум пятипудовой дубиной играючи, словно размахивал ивовым прутиком. Шипованое навершие взлетало и опускалось молниеносно, долбя измочаленный щит захватчика. Меч же, сверкая в яростных ответных выпадах, не в силах причинить ущерб щиту бородатого, оставляя либо царапины на стальных пластинах, либо глубокие зарубки на дереве. Но не более.

— Гладиаторы на арену! — восторженно взвизгнула Тарена.

Маркус удивленно покосился на напарницу.

— Откуда такая кровожадность?

— Тяжелое детство, беспробудное пьянство…

— Мажорка, — с отвращением сказал Маркус и отвернулся.

— А, тебе не понять, какое это удовольствие: смотреть, как бьются два здоровых самца, — мечтательно прошептала воительница.

Маркус ничего не ответил, но на всякий случай отодвинулся подальше. Вдруг заразное.

Витязь с палицей неукоснительно теснил тевтонского разведчика. Воздух со свистом рассекало только орудие бородатого, меч все реже и реже опускался для ответных выпадов, всё чаще — для парирования. От щита рыцаря осталось лишь хорошее воспоминание, рука в латной перчатке, ненароком попавшая под удар, висела дохлым удавом вдоль тела, латы, местами помятые, потеряли первоначальный лоск.

— Наши ведут: один-ноль, — шепнула на ухо напарнику девушка. — Ставлю сто против одного, что бородатый победит.

— Если не случится чуда. Неприятного чуда, — недовольно оборонил Маркус. Как и всякий воин, долго занимающийся боевыми искусствами, он знал: победа засчитывается только тогда, когда противник будет повержен. До этого момента судьбу поединка может решить любая мелочь: от арбузной корки под ногой до запрещенного удара “прыжок через себя в кувырке с выкалыванием левого глаза правой пяткой”.

Два гиганта с грохотом сшибались и расходились; бородатый витязь с каждым разом всё яростнее и упорнее, тевтонский рыцарь — всё медленнее и нерасторопней.  Было видно — Карл уже устал, сил едва хватает отбиваться от атак бородача.

Наконец настала кульминация: палица витязя выбила меч из рук великана Карла. Удар щитом в голову — и тевтонец оказался на земле, не в силах подняться. Бородатый неспешно навис над ним, словно решая: не козырнуть ли благородством и не отпустить ли поверженного супостата на всё три стороны, наказав накрепко на четвертую — Славянию — больше не ходить. Но глядя в щель на помятом забрале, витязь вспомнил, что вел яростный и опасный бой не для красивых жестов и чванливого позерства. Тяжелая, усеянная шипами головка палицы с громким хрустом смяла рыцарский шлем вместе с тем, что находилось под ним. Ноги в подкованных сапогах дернулись раз-другой и навсегда затихли.

— А теперь начинается самое интересное, — шепнул спутникам Маркус. — Либо он нам друг, либо мы ему враги.

— Такой сюжетный поворот называется “Из огня — да в полымя!”, — поделился радостью Ванька. — Народная неформальская мудрость.

— Мелкий, не умничай! — попросила Тарена.

Бородатый громила распрямился, рыская по кустам сверкающим из-под густых бровей взором. С головки палицы упало несколько бордовых капель.

— Эх, Ильюша, Ильюша! — раздалось из-за деревьев.

К месту схватки на черном как уголь коне с серебряными подпругами да уздечкой выехал ещё один крутоплечий воин. Длинные, собранные в косу волосы отливали белым, как снега ледяного острова Отморозки. Мертвенно-бледная кожа словно отродясь не видела солнечных лучей, тем самым навевая не самые приятные воспоминания о преследовавшем в Квейковой Пади зомби. Резко очерченное лицо всадника чертами напоминало голову ястреба, особенно острым загнутым носом. Широкая выпирающая грудь едва ли уступала по объему грудным клеткам сражавшихся великанов, равно как и плечи, но, в отличие от них, фигура всадника была скроена более ладно. Утонченно. За спиной, закрывая конский круп, свисал длинный черный, но с серебряными вкраплениями, кожаный плащ, выдавая в наезднике человека более чем зажиточного.

— Эх, Ильюша, Ильюша, — полным справедливой горечи голосом повторил всадник. — Что в лоб тебе, что по почкам. Ну неужели нельзя было решить дело миром, дипломатическими переговорами? Весь просвещенный мир пользуется этой — тьфу! — заразой, и ведет переговоры, а ты? Ну как так можно, а? Варвар! Варвар и дикарь!

Воин стоял, опустив взор долу, всей позой выражая самую последнюю стадию искреннего раскаяния, что, впрочем, плохо получалось.

— Мигрировать тебе надо, Ильюша, — вздохнул с отеческой заботой всадник. Покинуть борт коня он так и не додумался. — Куда-нибудь в теплые края. Там люди хорошие, добрые, улыбающиеся… идиоты! Ты у них научишься гармонии с миром и прочей релаксирующей чуши.