Догонялки

Этот экзамен решил устроить мне под нажимом Синдереллы Ивановны главный врач. Заключался он в том, что я должна буду поставить диагноз без помощи стола-энциклопедии и диагностической кушетки, и если мне это удастся, то я буду официально считаться настоящим корабельным врачом, а не временной заменой Клена Ивановича Марсианинова.

Этот экзамен у меня был как раз сегодня…

- Вайка!!! – завизжал Фьюк, треснув лапой по моей кровати, и я поняла, что задремала.

- Придумала рифму?

- Я ж уже сказала «возниженность», - строго нахмурившись, изрекла я. – Неужели ты глухой при таких ушах?

- Нет такого флова!

- А ты разве не знаешь, что все великие поэты занимались словообразованием?

- Не внаю, - честно прошепелявил Фьюк, завертев усами.

- Ну так знай, бери возниженность и не приставай ко мне: у меня сегодня экзамен.

- А возниженность по фмыслу не подходит, - упорствовал икрысенок. Я уже открыла рот, чтобы сообщить, что отсутствие смысла никогда не смущало великих поэтов, но тут, на мое счастье, проснулась Цыка.

- Опять пристаешь?! – набросилась она на сына. – У Вайки сегодня эквамен. Ей надо фпать.

- Нет, теперь уже мне надо идти, - тяжко вздохнула я и выбралась из ложа.

- Какую тфяпку тебе дать? – деловито поинтересовалась Цыка, роясь в моем тумбочном отделении.

- Пуфть Вайка сама и берет тфяпку, - недоброжелательно встряла тоже проснувшаяся и все еще недолюбливающая меня Хика. Цыка что-то строго икнула ей по-икрысиному, пыхтя, поднялась и сунула мне в руки блестящий комбинезон с голографическими разводами. Я машинально натянула его и попросила отсек:

- Скажи-ка время.

- По корабельному времени семь условных часов, тридцать условных минут сорок условных секунд… - сообщил он, синея. – Для полноценного отдыха вам нужно еще три часа сна. В чрезвычайном случае!!! – повысил он голос на несколько децибел, поскольку я молча направилась к двери. – Сон может быть заменен массажным душем, иначе открытие двери не представляется возможным.

- А у наф на ковабле такого не было, - сказала Цыка после некоторой паузы. – Хорофо было. А вы зафем себе это фделали?

- Скажите спасибо, что вас это не касается, - мрачно ответила я.

Цыкины черные добродушные глазки сверкнули. Она, медленно переваливаясь, подошла к двери, хлопнула по ней и сказала мне:

- Ну, фево стоишь?

Я резво выскочила наружу. Послушный Цыке отсек даже не поменял цвет, только успокаивающая музыка противно сфальшивила.

Я же направилась к столовой по коридору, напоминающему после перепланировки отсеков внутренность горохового стручка: такими неровными были его стены. На потолке еще тускло горели звездочки, но в столовой уже кипела жизнь, и по преимуществу инопланетная. Почти за каждым двухместным столиком сидели шесть-восемь икрысов, с хрустом пожирали витаминизированные брикеты в форме громадных зерен и пили травяной коктейль из длинных бокалов, заботливо сделанных в форме их морд. Иногда, при взгляде на людей, грустящих над кашей из неочищенного риса и обежиренным искусственным молоком, они доставали откуда-то из-под под своих балахонов звездообразные плоды в желто-зеленую полоску и совали их страдальцам. Эти плоды в изобилии росли у нас в корабельном саду, который все еще мужественно пытался демонстрировать необозримые дали сквозь мощную вьющуюся поросль с огромными желтыми листьями. Поросль была результатом посаженных, казалось бы, не так давно, семян. Подобные же леса разрослись на многих этажах, а в бассейне стало невозможно купаться – рядомсидящие растения каким-то образом вытягивали воду быстрее, чем она поступала в него. Но теперь у населения Ануну были и другие развлечения, и это никого не взволновало.

…С трудом отыскав свободный столик, я уселась. Столовая, видимо, сговорившись с отсеком, выдала мне двойную порцию риса и черный кусок искусственного шоколада с еле поместившейся на нем надписью: «Для активизации деятельности мозга». Прочтя это, я сразу вспомнила об экзамене, содрогнулась и, окончательно потеряв аппетит, принялась судорожно повторять про себя основные признаки возвратного тифа, которые были довольно смутно описаны в учебнике, потому что тифом вот уже лет восемьсот никто не болел. Мои бесцельно бродящие в это время глаза наткнулись на Денеб, которая сидела за столиком рядом с живущей в ее отсеке пожилой сухопарой икрыской с черной шерстью, красными глазами и именем Кцаца. Денеб, многозначительно закатывая глаза и показывая туда, где одиноко сидел мрачный Дуст Бензинов, что-то рассказывала, а старая икрыска медленно кивала мордой и сочувственно повторяла:

- Кофмар, кофмар…

Я тяжело вздохнула, передумала махать подруге рукой и пожалела, что не успею зайти к штурману – может, он сумел бы меня ободрить. Однако времени уже не оставалось даже на еду, и, проглотив болотно-зеленый энергетический напиток, я пробилась через толстый поток оголодавших икрысов и покинула столовую.