Страница 171 из 202
Эмерикский тракт
Мариус форн Непперг, Багряный рыцарь её величества, привстал в стременах и мчался, опережая рассветное солнце. Он стремился нагнать непримечательнуюикарету — ни скульптурная резьба, ни роспись не украшала её боков, ни стекло, ни слюда не блестели в её окошках, не было даже места для возницы, ею управляли сидя верхом. Невозможно заподозрить в ней таких пассажиров, как беглая королева. Но Багряный рыцарь бы отыскал их спас, он всё ближе, ближе, и в седельных сумках у него тёплый плащ и перчатки на меху. Он окутает свою королеву и поцелует каждый пальчик перед тем, как надеть перчатки на её озябшие руки. Мариус странно покачнулся в седле и пропал вместе с конём.
Карета снова накренилась, угодив на кочку, но проснулась Хенрика не из-за этого. На подушках справа никого не было. Племянник не обнимал её руку, не спал, уткнувшись ей в предплечье. Разиня-тётушка стряхнула остатки сна, села. Куда исчез мальчишка, неужели сбежал?! Ох, вот же он. Сидит напротив, негодник. Гарсиласо сжался на подушках комочком темноты, подобрал под себя ноги и прислушивался. К чему? Сквозь щель между кожаной занавесью и откосом окна пробивались отсветы факела, касались личика Салисьо. Очевидно, факел держал один из сопровождающих. Назвать висельников Мигеля телохранителями язык не поворачивался. До ушей долетали обрывки фраз. Господа висельники вели полуночные разговоры.
— Салисьо, что с тобой? — слова вылетели в облачке пара.
Встрепенувшись, племянник оглянулся на нее, прижал палец к губам и кивнул в сторону возницы. На лице — испуг, глаза широко распахнуты.
— Что тебя напугало? Иди ко мне, — Хенрика перешла на шёпот.
Закусив губу, Гарсиласо перебрался на прежнее место.
— Слушайте, что они говорят, — зашептал он тётке на ухо. — Я проснулся от их разговора, они считали, сколько дней нам ещё ехать. Помните, мы остались в той гостинице на день и ночь? Они ждали дальнейших указаний от дона Мигеля. Но не дождались и теперь нервничают. Они думают, что какой-то его замысел сорвался, и теперь за нами может быть погоня. Вот, слушайте… — Гарсиласо отстранился, облизнул губы, кивнул в сторону говорунов.
Хенрика прислушалась. Чутьё кричало, что сейчас они с племянничком услышат много лишнего. И опасного.
— … теперь ты просто трусишь! — Голос высокий, как у женщины. Белокурый ангелочек, наверняка способный перерезать горло с лёгкостью остригающего розы садовника.
— Тебе ли обвинять меня в трусости? — А этот голос создан для отпевания покойников. Хенрику вечно бросало в дрожь. Сам висельник напоминал обмороженную цаплю, его огромные голубые глаза были совершенно пусты. — Королевская кровь так же красна, как и наша, да вот цена куда выше.
— Дрожишь за свою шкуру? — хихикнул Ангелочек.
— Теперь да. Ита никогда не проворачивал дел в такой спешке.
— Он вообще таких дел ещё не проворачивал, так что ж? — бахнул басом третий висельник. Хенрика прозвала его «сударь Громила», с ней он держался учтиво, как придворный. — Заткнись и смотри на дорогу. Нас так трясёт, будто по рёбрам скачем.
— Что-то пошло не так, — клекотал Цапля. — Нам следует остановиться и ждать, Ита с нами свяжется.
— Есть ясное указание, — напомнил сударь Громила. — Доставить женщину с ребёнком в Рункл. Прекратить болтовню, я сказал!
— Было и другое не менее ясное указание, — голос Ангелочка сочился мёдом. — Прищёлкнуть одного королевского, ещё двух забросить в замок Клюва.
— Приказы герцога не обсуждаются, — процедил пустоглазый.
— Но ты сам нарушил его приказ, — подметил сударь Громила. — Не дождался гонца и уехал ещё утром.
— Минули сутки. Я не намерен подставляться погоне. Нас втянули в дела королевской семьи, и наши головы полетят первыми.
— На твоих руках кровь лишь одного, — умалил белокурый заслуги подельника.
— Не на моих, — огрызнулся тот. — Им приказали.
— Ита не возьмёт это убийство на себя, — засмеялся Ангелочек. — Или ты надеялся?
— Руки мои мне не служат, — оправдал себя Цапля. — И когда над моей головой сгустятся тучи, руки спасут её.
— Это как же?
— Ита предаст — его подопечных не станет. Нет их — нет преступления. — Подонок! Да ему с такими глазами действительно только младенцев резать.
— Так уж и убьёшь? — усомнился сударь Громила. — В обход приказа герцога?
— Предательство отменяет любые приказы.
— Это один из принцев.
— Уже нет. Это всего-навсего беззащитный мальчишка.
— А женщина? — решительно, Громила сама куртуазность.