Страница 9 из 92
Желудок жалобно заурчал, а я голодными глазами смотрела, как жена старосты накрывает на стол. За него пригласили офицера, который тоже, наверно, давно не ел, так как набросился на еду со стремительностью, с которой в атаку ходят. Хозяева же дома остались стоять у стены в ожидании дальнейших указаний. Вся их поза показывала подчинение сильному. Тут я поняла, что имел в виду офицер, когда говорил о моём взгляде. Жена старосты не поднимала головы и смотрела в пол, а я – прямо на человека. Наверно, здесь такое не принято. Судя по развитию мира, он характеризуется главенством мужчин и подчинением женщин. А мне как себя вести? Тоже глаз не поднимать? Так я ничего не увижу!
Услышав завывания моего желудка, офицер усмехнулся и проговорил, одновременно прожевывая мясо:
- Садись, менестрель, поешь, а то тебя желудок твой перепоёт. Вон как уже распевается.
И захохотал. А я не стала ждать еще одного приглашения, быстро села за стол и притянула к себе тарелку с каким-то варевом, внешне похожим на густой суп, взяла в руки деревянную ложку и поблагодарила сначала равена, а потом и хозяев. Варево было вкусным, тем более с хлебом. Я старалась есть не торопясь, но боялась, что у меня отнимут или прогонят. Офицер, хоть и смеялся, но смотрел зло.
Вечером в избе старосты собрались солдаты, а меня выпустили из чулана с инструментами для выступления. После обеда меня заперли в каморке для хранения продуктов, и я быстро заснула, разомлев после сытной еды, а сейчас я суматошно решала, что буду петь. Серьезное – вдруг не поймут, лучше что-то веселое, залихватское, что присуще этим, живущим в седле, воинам. А может что-то лирическое? О доме и любви? Ведь у каждого есть к кому и куда возвращаться.
Перебирая струны гитары, думала, с чего начать, но офицер прикрикнул:
- Что тянешь? Хватит тренькать, или не умеешь?
И я запела песню про хромого короля, стараясь придать голосу толику веселья (стихи Мориса Карема):
Железный шлем, деревянный костыль,
Король с войны возвращался домой.
Солдаты пели, глотая пыль
И пел с ними вместе король хромой.
Туранский бархат, нимурский шёлк,
На башне ждала королева и вот,
Платком она машет, завидя полк,
Она смеётся, она поёт.
Рваная обувь, а в шляпе цветок,
Плясал на площади люд простой.
Он тоже пел, он молчать не мог
В такую минуту и в день такой.
Бой барабанный, знамён карнавал,
Король с войны возвратился домой:
Войну проиграл, пол ноги потерял,
Но рад был до слёз, что вернулся живой.
В конце, когда я уже выводила после куплета «Терьям-терьярим трям-терерам! Терьям-терьярим трям-терерам!», мне подпевали уже некоторые солдаты.
Потом я спела песни из «Трех мушкетеров» и «Достояния республики», но настроение было все равно тягостное, поэтому сама не ожидала, как запела (слова Окуджавы):
Кавалергарды, век не долог,
И потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос трубный,
Но командир уже в седле...
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
…
Напрасно мирные забавы
Продлить пытаетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась...
Крест деревянный иль чугунный
Назначен нам в грядущей мгле...
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
После последних затухающих аккордов гитары в комнате наступила тишина. Я подняла глаза и увидела задумчивый взгляд офицера. Он смотрел уже не зло, а изучающе, но от этого только сильнее хотелось спрятаться. А потом он резко встал и скомандовал всем расходиться. Меня уже никто запирать не собирался, но спать я пошла в тот же чуланчик, куда сердобольная хозяйка принесла старенькое одеяло.
Утром проснулась рано, стояла тишина, а мне необходимо было помыться и переодеться. А то скоро коркой грязи покроюсь. Волосы уже как пакля, цвета не видно. Вытащила единственное полотенце и кусок мыла и отправилась на поиски воды. Во дворе стояла бочка, куда стекала дождевая вода, но она была грязной, поэтому побрела дальше, прихватив деревянное ведро, что стояло у амбара. Может, найду колодец. Но тропинка через огород привела меня к реке, что пряталась за зарослями кустов ивы. Или не ивы? Но очень похожей внешне. По воде плавали водоросли и кувшинки. Я с удовольствие разделась и плюхнулась в холодную воду. Было не глубоко, а песчаное дно не кололо ноги. Я с удовольствием начала мыться, а потом долго прополаскивала в проточной воде волосы. Они хоть и не очень длинные, всего до лопаток, но густые и тяжелые. Долго плескаться было опасно, все же утренняя вода еще не прогрелась, и я решила выбираться из воды, но когда развернулась, оцепенела от ужаса. На берегу стоял тот самый офицер. Я ойкнула и присела в воду, стараясь скрыться от чужого разглядывания, но было мелко.