Страница 9 из 21
Колдун невольно замедлил шаг, прислушиваясь, расшвыривая сапогом пожелтевшие листья. С детства любил он вот так бродить по-осеннему шуршащему морю. Он не часто уносился мыслями в то далёкое и, казалось бы, чужое прошлое, когда не надо было поднимать мертвецов, гадать по внутренностям, искать следы былого в руинах настоящего. И в такие минуты становилось ему слегка не по себе. Вслушивался он в шорох листьев под ногами, и уносилось величие, словно осенний наряд, сорванный безжалостными руками ветра. И понимал Космач, что всё это напускное и временное — красота, сила, могущество и даже знание. И становилось тогда… нет, не страшно. Одиноко. А, собственно, это и есть самое страшное чувство. Ты, словно тот, поднятый мертвец, ковыляешь по лесу, спотыкаешься, но идёшь непонятно, куда и зачем, пока не кончится дарованная энергия. А потом упадёшь и сам станешь энергией для червей или растений. А гонит тебя вперёд только голод (нет, некромант не стал стимулировать центр выживания в мозгу здоровяка, зарезанного девчонкой. Не хватало ещё того, чтоб мертвец стал пожирать живых, восполняя энергию. Хотя сами-то люди так и делают и не возмущаются, но если кто-то съест их… вот начнётся крик, если такой поднятый упырь набредёт на деревню. Собственно, поэтому из страха таких, как он, Эйтерн Мак Хейлин, и жгли на кострах или подрезали сухожилия, загоняли щетину в пятки, хоронили лицом вниз, да ещё для верности с колом в груди. Всё для собственного спокойствия). Неважно какой голод. Девчонка верно решила отблагодарить, сама того не понимая. Голод, физический ли, плотский или же знаний, власти, приключений. Главное, что неудовлетворимый. И все мы, ходячие мертвецы, пробираемся по умирающему лесу в поисках пищи, а внутри тел холодом разливается смерть. И на самом-то деле истинный некромант не тот, кто взывает к умершим, а тот, кто вопреки смерти, каждый день пытается вернуть к жизни себя. Просто живёт, зная, чем всё кончится, чувствуя ежесекундную смерть какой-нибудь частицы внутри себя и своих близких. Именно поэтому некромант предпочитал одиночество.
Эйтерн Мак Хейлин встряхнулся, отгоняя дурные мысли. Наивные, глупые, примитивные. Хуже, чем у девчонке на поляне. А девчонка, надо сказать, занятная. Вела себя странно. Как-то… невпопад, что ли. Не пугалась, когда надо, не понимала того, что нужно. А действовала решительно. И везло ей чертовски. Здоровяк умер почти мгновенно. Ткнув, куда попало, девчонка умудрилась перерезать аорту. Причём, видимо уже обратным движением, когда с перепугу выдернула нож из раны. Чище бы и сам Космач не справился. Повезло… Да и то, что Космач проходил мимо… Старая ведьма из леса, похоже, оказалась даже сильнее, чем мог надеяться колдун. Наложить печать удачи — дело совсем непростое. Видать, Красная Шапка своими лучистыми глазками заворожила не только его. Что ж, пора навестить старушку. Повезло… да, странная штука судьба
Долго ли, коротко ли брёл Космач по указанной дорожке мимо вяза да вдоль болота не столь важно. Важно, что наконец-то очутился он в позабытой людьми и, как сказала Красная Шапочка, даже Богом, деревушке.
Гулко ухали на ветру ставни домов, пустых да заброшенных. Мёртвым взглядом слепых глаз провожали чужака провалы окон. Знал чернокнижник, чего ожидать от этих «взглядов». Не раз и он оставлял на пути своём такие вот места. Напряглась его спина. Ладонь на рукоятку меча легла. А воздух замерцал чуть заметно, готовый вскипеть от брошенного заклинания. Но было вокруг тихо, если не считать горестных вздохов оставленных лачуг. Солнце уплывало в своей ладье и почти что уже скрылось за линией горизонта, лишь взмахи его весла отбрасывали длинные причудливы тени, которые всё ширились, расползались, торопливо пожирая свет и становясь всё жирнее и шире. А дома, казалось, оживали и тоже росли, менялись в размерах, как и их тени, приветствуя очередную, пусть и кратковременную победу тьмы. Да, ночь в этой деревушке была бы не из приятных, девочка сказала правду. Может, и пирожки он зря выкинул. Несчастливая им судьба выпала, ничего не попишешь. Такие мысли «ни о чём» в самой сложной, необычной ситуации всегда помогали колдуну. Они снимали оковы рассудочности. Позволяли разуму действовать, как должно, а не как прикажут. Все чувства обострились, и только поэтому не глазами, а будто бы краем сознания, уловил Космач движение тени одной в хороводе общем. Точно белка хвостом махнула у разваленного порога да внутрь дома шмыгнула. А бывают времена и места, что и белка вызывает тревогу не меньшую, чем зловещая фигура, в тёмной подворотне за спиной выросшая.
Космач не думал. Такой же быстрой тенью он метнулся следом. Шевельнул он чуть заметно губами, произнёс слово заветное, и вспыхнул золотистый шарик над его плечом. Как будто кто лучину запалил. Сверкнул в его лучах серебряный нож да перстень на пальце, когда толкнул колдун чуть приоткрытую дверь. Глухим стоном отозвались потревоженные петли. Вторили им подгнившие половицы. Но сыростью и плесенью не пахнуло. Да и внутри оказалось довольно просторно. Хоть и пыль на полу да паутина по углам, но ни мертвецов, ни гнили. Уже хорошо. Космач огляделся. Прислушался. С кухни донеслась какая-то возня, щелчок и писк, переходящий в плач. Космач шагнул туда, переступил порог и довольно ощутимо приложился лбом о непривычно низкий верхний косяк. Вот уж воистину — о порог ногою, о притолоку головою. Потирая ушибленный лоб, он вошёл на кухню. Маленькое чумазое лохматое существо, вроде, девочка, одной рукой размазывала по щекам слёзы, а вторую пыталась вытащить из захлопнувшейся мышеловки. Слава Богу, взведённая пружина за столько времени растянулась и девочке было скорее страшно, чем больно. Хотя пальчики она, конечно, прищемила сильно.