Страница 66 из 123
За собаку он мстит, и его перевозят в спецшколу в Тархастан.
Феликс очень долго терзался в муках над тем, использовать ему настоящие названия или выдумывать свои. Вроде его проза не имеет ничего общего с историей, но местами соприкасается. И вот, после долгих сомнений, автор всё же решает изменять несколько букв в географических названиях, но так, чтобы фонетически было слышно, о какой стране идёт речь. Выдумывать свой несуществующий мир полностью он не хотел. Девять принцев Амбера и другие произведения этого жанра казались ему слишком фантастическими, он не хотел терять общих корней с нашей жизнью. Сочинять свой язык, щёлкающий и грохочущий, придумывать свои галактики, мигрирующие в несуществующих вселенных, ему казалось слишком «толстым».
Мне не всегда понятна логика Чернова. Он боится придумывать названия, но имена реальных людей не щадит нисколько. Но это его дело.
Город, в который привозят мальчика, называется Кардау, и это «земля любви и винограда». Конечно, республика Тархастан, это прообраз Казахстана, там много городов, заканчивающихся на «у». Тимертау, например. А ещё, именно в Казахстане есть такие спецшколы.
В городе Кардау, бог Анубис, облачённый в хилое тельце одиннадцатилетнего мальчика, попадает в третий круг ада, после приюта и детдома. Именно в этих кругах формируется его дух воина, в котором нет места сантиментам. Иннокентий снова попадает в пресс, да в такой, что детдомовские коллизии кажутся ему детским сном.
Вы обязательно где-нибудь читали или слышали о коррумпированности начальников таких заведений. Это только в «республике Шкид», макаренковские святые педагоги готовы отдать беспризорникам последнюю кашу, наша действительность другая. У Феликса директор «короедки» (так называют спецшколу),— меркантильный подлец, заставляющий своих воспитанников воровать на улицах для него.
* * *
Мы были жестоки, как все дети на свете. Известно, что незанятый разум – мастерская дьявола. Улица манила нас. Вместо того чтобы сидеть дома и учить уроки, мы бегали по чердакам, невзатяг курили украденные папиросы и вешали голубей. Нам было странно, что у них есть крылья, но они всё же задыхаются.
Всем известна детская тяга к оружию. Ко всему, что стреляет и взрывается. Никто уже и не помнит, сколько пальцев было оторвано самодельными бомбочками, сколько глаз выбито зелёным стеклом от бутылок из-под шампанского, в которых кипел ацетилен. В магазинах продавались луки из стальных прутьев, со стрел снимались присоски, наконечники обжигались на кострах и затачивались. Получалось вполне годное оружие, способное пробить даже собачью шкуру.
Город наш был распростёрт в тайге, и летом натужно выдыхал из бетонных лёгких жаркий воздух. Он был весь как один большой камень, вкопанный на поляне. Но больше всего нас привлекала деревня, вмонтированная в цементные нагромождения, как брусок в кирпичную стену. Мы убегали туда, особенно было интересно, когда там проводились какие-то массовые гуляния, мужики лазали на скользкие столбы за сапогами, гроздьями развешанными наверху, и пьяная радужная аура скользила вниз. Здоровенные, а с виду худые парни об заклад рвали канаты и поднимали фляги с водой как гири в каждой по одной руке. Русские ваньчки.
Однажды в какой-то языческий праздник на поляну, приготовленную для гуляний, пришёл человек. Его взгляд я почувствовал спиной. Было лето, но я сразу замёрз. Я отбежал от волейбольной площадки, где полупьяные девушки прыгали на голых ногах и мазали по мячу, но этот взгляд шёл за мной. Тогда я обернулся и посмотрел. Прямо на меня двигался невысокого роста худощавый парень в тряпичной куртке. Его лицо, истончившееся до предела, до состояния пропитой души, выражало мольбу. А из глаз у него выглядывало столько черноты, что казалось, будто он был весь набит злыми насекомыми, и они вот-вот прорвут тонкую оболочку. Я бросился наутёк. Туда, в толпу, где люди. Где громко пахнущие силачи с истерзанными аурами наотмашь литровыми банками пьют водку, а им хоть бы что. У них другие глаза. Пустые, лихие и добрые.
Стёпа Анатольев. Его нашли через три дня в своём доме с ножом в руке. На нём было ножевых ранений столько, что они были через каждый сантиметр. Раны были даже на голове. Глаза были выскреблены до кости. Ещё через день взяли его собутыльника Ерофея Петрова. Он клялся что Стёпа «спрыгнул» и, схватив нож, начал себя резать, крича, что он весь в червях. Что в голове у него черви. Что черви лезут из глаз. Ерофею не поверили, что у Анатольева была «белочка», и дали четыре года за «бытовуху». Он только полтора года отсидел, как жену его током убило. Тётя Поля тоже любила закладывать. У них в доме заземление на батарею сделано было, в плитку у них прошибало, она суп помешивала, и руку положила на трубу. Сын пришёл с улицы, а она на полу лежит в луже супа, на шее – зелень и макароны.