Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 123

Если может ничем закончиться короткометражка, то это наш случай. За Шубина  никто не отомстил. Я думаю, это произошло потому, что он не был таким крутым «босяком», как Беловский. Шубин  скорее больше «канал за «фраера». Напартович  так и не узнал, кто его порезал, потому что больше не у кого было «поинтересоваться». Феликс не в счёт. Никто бы никогда не осмелился его тронуть. У всех ведь есть близкие люди, семья. У Напартовича  было пять дочерей. В его  страшных  снах  над ними с двустволкой нависал  призрак Петра Чернова – деда Феликса, которому было безразлично в кого палить, «в мусорьё или в ворьё». За своего внука он  перестрелял бы пол посёлка, и,  добивая старческую жизнь в бараке где-нибудь на  «Казахстанщине», ни на секунду бы не усомнился, что поступил правильно.

                                                          2

Нам отчётливо видно, что сама судьба подарила Феликсу неисчерпаемый материал для криминальной прозы. Ему даже не надо было ничего выдумывать. Мы точно уже  знаем, с кого он списал героев своего чудовища Ориона.

А этот,  в золотых очках, смотрит по очереди то в свой блокнот,  то на фотокарточку, где застыли реальные   Табатников и Андубин, коренные жители Кротовины,   и говорит:

«Постойте. Это что-то не то, я не имел в виду именно это,  я не понимаю, какая связь может быть между этими  преступниками и   египетскими богами, я не понимаю,  я не то хотел сделать».

 Теперь мы сами  вправе не понять его.  Сделал— так уже поздно  боржоми пить,  когда почки отказали.

Мы очень любим книги, которые держат  нас от корки до корки своими активными событиями, но нам, искушённым в литературе людям,  так же известно, что любая хорошая вещь не может ограничиваться одной плоскостью повествования. Чернов этого не знал, но чувствовал интуитивно. Он понимал, что для гениального романа недостаточно одной чернухи. Должна быть многослойность. История и быт, метафизика и эзотерика.

И Чернов «поселяет» в тело бандита   египетского бога Анубиса. Я не знаю, был ли настоящий  Иннокентий вором в законе или нет, но у Чернова не бывает половинчатых образов. Вспомните «старинный испанский рояль», в действительности представляющий из себя старое фортепиано «Приморье» или «город».





Впервые с этим немыслимым симбиозом богов и людей  мы встречаемся во второй главе романа. Детство  героя Андубина  было выдумано автором, в него было умышленно накручено крайнее страдание. Вот мы видим «тщедушное тельце», завёрнутое в пакет и брошенное возле мусорного бака, вот приют, детдом,  спецшкола. Плиты зла стоят так плотно, что комар носа не подточит. Но должна  же быть где-то хотя бы одна бактерия добра. Она есть, но настолько глубоко сидит, что кажется немыслимым, что за стандартный роман в триста страниц Феликсу удастся её вырастить в смертельную болезнь, или немного  вытащить, чтобы мы её хотя бы заметили.

В трёх главах подряд Феликс при помощи повторений  прямо-таки вдалбливает в читателя  рассказ, где маленький Кеша почти до полусмерти избивает двух детдомовцев, за то, что они убили его собачку. Мне не очень понятно, что он этим хотел сказать.  Убить человека ради дворняжки? Скорее всего, автор подчёркивает    одну идею, что Андубин в его романе не человек, а  бог,  и вся человеческая логика ему чужда.

Эта история имеет реальную основу. На школьной линейке Феликс видит некоего Складовски, которого исключают из пионеров, за то, что он привязал маленькую кошку за хвост и бил её об дерево. Складовски плачет и кается, но с него прилюдно срывают красный кумач, и с позором исключают из школы. Для тех, кто помнит это время,  ничего страшнее  такого унижения красная машина коммунизма не могла  сотворить. Складовски тем же вечером украл у отца пачку патронов от ТОЗовки  и закинул их в костёр. Ему вышибло правый глаз. Сама природа будто бы добавила от себя, показывая своё согласие с коммунизмом. Глаз ему вставили искусственный, Складовски  его постоянно  носил в кармане, потому что, когда напивался, часто терял стеклянный шарик, призванный отгородить законопослушных граждан от ужаса человеческой кривоты.

Человекобог Иннокентий Андубин тоже часть природы, и он вынужден наказать злодеев.

Всё-таки Феликс не обделяет его человеческими благами. У него отменное здоровье, вокруг него снуют хорошие люди, это и Айсис Озёрова,  директор приюта, между прочим, жена президента, (а на метафизическом уровне  – богиня Изида, жена Осириса),   это Арнольд Быстров, директор детдома, да и вообще всё не так плохо. Мы уже начинаем забывать о его первых днях  после рождения. Мы видим, как довольный  Кеша играет  со сверстниками, как он седлает словно пони страшных  псов, на что Айсис не может спокойно смотреть. Почему-то к этому ребёнку у неё особенное чувство.

Но этот ребёнок— вор по определению,  и поэтому его ценности не совпадают с общечеловеческими. Он крадёт  у своей благодетельницы консервы. Даже сам этот эпизод минипобега и миникарцера, показывает нам, что для ребёнка уже подобрана ниша, и он уже пришёл сюда цельным и неразделённым.