Страница 57 из 123
Так писал Феликс в 2009 – ом году покидая южный украинский полуостров в железном вагоне поезда Керчь – Москва. Звенели стаканы, оттаивал апрель, за окном расплывался безрадостный однообразный пейзаж, а в сердце Феликса зияла канава. Его часть навсегда осталась в Крыму. Вязкая глина, жёлтые листья, в месяц Жовтень укрывающие аллеи парков, ласковое тёплое море, чуть плещущее на илистый берег, врезались в его память навсегда. Он смотрел в окно. Давно уже ландшафт сменился, стала появляться какая-то растительность, а он мысленно поскальзывался на глине, он топтал листья, он сидел у бескрайнего моря.
На узловой станции Джанкой в купе к нему подсела женщина, и попросила спрятать её деньги, потому что у неё их отберут. Это была «кидала» которая потом бы привела мордоворотов и обвинила бы Чернова в краже, но Феликс даже не заметил её, в его чёрных зрачках были удаляющиеся образы прошлого и «гаснущий аквамарин».
Мой ад идёт за мной сквозь города
Лети, лети, лети, моя пустыня!
Клинок и стремя – чёрная звезда
Искала мне неведомое имя.
На станции «Казачья Лопань», на границе с Федерацией таможенники забрали у него иммиграционный листок, объявив, что он просрочен, и надо платить штраф, иначе, Феликс пять лет не сможет въехать на территорию Украины. Он, не слыша и не видя никого, заплатил штраф, квитанцию ему не дали. Ночью Чернов видел сны. Просто сны. О том, как он куда-то ехал, как справа и слева убегала железная дорога, а пальцы писали на билете первые строки двойного акростиха:
Аквамарин давно погас в моих глазах
Безликой тенью дряхлого Боспора.
Холодным апрельским утром, поезд уже приходит в столицу, заспанные граждане и громадяне, толпятся в вагоне, а Феликс за эту ночь почти не сомкнув глаз, плетёт невидимые нити:
Щелкая быт старушечьих квартир
Эллады старость, но другой Эллады
Ютился я, но как сжимался мир!
Я буду помнить, но меня не надо.
Я буду помнить соль чужой отчизны
Юнайтед синий треснувшей равнины
Это не я зажёг костры великой тризны