Страница 55 из 123
«Здорова, шпана»,—выходит из шалаша Андубин,—«чё там, как в посёлке, мусоров не видать»?
«Да там ещё»,—говорит Пищуга, доставая из сидора продукты и чай.
«О, от души пацаны»,—радуются беглецы. Они ставят котелок со снегом на костёр.
(Этот, с блокнотом, тут как тут, спустив на кончик носа очки, хмурится и о чём-то думает. Как он только не замёрз в своём франтовском костюмчике?)
«Давай, босота, чифирнём»,—говорит Табат,—«а кто это с вами, чё за пиджак, чё то я не знаю его». (Пиджак предусмотрительно размывается и затемняется).
«Ты каво, Лёня, глюк словил, что ли, а говоришь, солома беспонтовая».
«Но, чё-то накатило, я ещё феника закинул».
«Но чё, надо работать пацанва, на благо общего»,—говорит Андубин, блестя золотыми зубами. Настоящие его зубы были выбиты в драке с альфовцами. Помню я этот кипиш. Катались тогда на катке, Лёха Евгентьев у бабки бутылочку клофелина спёр, восемьдесят колёс, обкормили хоккеистов, они как тараканы ползали по льду, смешно было. А тут такая картина, старшаки идут строем, все кривые, хромые, оборванные, как бурлаки на Волге. Оказалось, сидели они на Перуновской поляне, бухали, а тут по трассе два автобуса со спецназом ехало. Кто-то показал им вслед международный жест из пяти пальцев. Пришлось вывозить всем. Друг друга несли.
«Ну чё, поехали»! Брёвна тяжёлые, зарываются в снег, но летом тяжелее было бы.
Их разыскивали за то, что они уработали одного деревенского по фамилии Плащев, с погонялом Куртка, который продал заезжему бандиту драпа. В то время этим заниматься было последним делом, тем более Куртка рвал ботву на Чернозёме, а это был общаковый план, оттуда только на лагеря шло. Да ещё и Куртофан ездил туда один, а это не иначе как крысятничество. За ним приехали ночью со стволами. У него во дворе были две псины, здоровые, как телята. Они даже не тявкнули, чуяли летающую в воздухе смерть. Собаки же приручённые волки, от человека в них страх. Куртку увезли куда-то, держали в подвале, требовали у его родственников выкуп. А потом он умер.
Когда их поймали, им пришили всё что, только можно. Тут был и разбой, и похищение и, разумеется, мокрая сто пятая статья.
Они ушли в побег из зала суда, и им удалось уехать в другой регион. Там они снова были пойманы за разбойное нападение и отданы под суд. Вот тут то следствие и раскрыло все их прежние преступления. Дали кому по сколько, но меньше пятнадцати не было. Был на суде и видел, как они стояли в клетке и выслушивали приговор. На долгие годы их запечатали в N-ский острог.
Наши глаза и уши, незабвенный очкарик, дорогой Пиджак, навсегда запомнит первую встречу с этими злодеями. Они уже давно кормят вшей в колонии строгого режима, а он всё-то сидит в их палатке в тайге, заброшенной снегом. По лесу ходят медведи, а брезент колышется.
—Брат, ведь каждому вселенная даёт то, что он заслуживает?
—Не всегда,—отвечает мне едва различимый в тени палатки силуэт,—есть ещё великие Мессии, которые не попадают под этот закон «даю – беру», это слишком обще, это очень стандартно. А великие души, такие как Христос, Будда или Мохаммед, они выше всяких суждений, они сами – закон, и поэтому делают всё, что считают нужным.
—Даже если их последователи берут в руки оружие?