Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 123

Для начала мы должны будем отправиться в сибирскую тайгу, где находясь в розыске, живут Андубин и Табатников. Шпана им приносит «грев»,— сигареты, продукты  и чай. Зима в этом году такая, что снег лежит по колено, и шестиугольные  кристаллы хрустят под нашими  ногами, больше похожие на  куски льда. Наверху валили лес, а чурки сбрасывали с горы, завтра приедет грузовик и увезёт дрова на продажу. Деньги пойдут  на  котёл, хорошо зима, чурки бешеные и тяжёлые, было бы лето, ни за что бы не разрубить эти узловатые комли.

«Здорова, шпана»,—выходит из шалаша Андубин,—«чё  там,  как в посёлке, мусоров не видать»?

«Да там ещё»,—говорит Пищуга, доставая из сидора продукты и чай.

«О, от души пацаны»,—радуются беглецы. Они ставят котелок со снегом  на костёр.

(Этот, с  блокнотом,  тут как тут, спустив на кончик носа очки, хмурится и о чём-то думает. Как он только не замёрз в своём франтовском костюмчике?)

«Давай, босота, чифирнём»,—говорит Табат,—«а кто это с вами, чё за пиджак, чё то я не знаю его». (Пиджак предусмотрительно размывается и затемняется).

«Ты каво, Лёня,  глюк словил,  что ли, а говоришь, солома беспонтовая».

«Но, чё-то накатило, я ещё феника закинул».

«Но чё, надо работать пацанва, на благо общего»,—говорит Андубин, блестя золотыми зубами. Настоящие его зубы были выбиты в драке с альфовцами.  Помню я этот кипиш. Катались тогда на катке, Лёха Евгентьев у бабки бутылочку  клофелина спёр, восемьдесят колёс, обкормили  хоккеистов, они как тараканы ползали по льду, смешно было. А тут такая картина, старшаки идут строем, все кривые, хромые, оборванные, как бурлаки на Волге. Оказалось, сидели они на    Перуновской  поляне, бухали, а тут по трассе два автобуса со спецназом ехало. Кто-то показал им вслед международный жест из пяти пальцев. Пришлось вывозить всем. Друг друга несли.





«Ну  чё, поехали»! Брёвна тяжёлые, зарываются в снег, но летом тяжелее было бы.

Их разыскивали за то, что они уработали одного деревенского по фамилии  Плащев, с погонялом Куртка,   который продал заезжему  бандиту драпа. В то время этим заниматься было последним делом, тем более Куртка  рвал ботву на  Чернозёме, а это был общаковый план, оттуда только  на лагеря шло. Да ещё и Куртофан ездил туда один, а это не иначе как крысятничество. За ним приехали ночью со стволами. У него во дворе были  две псины, здоровые, как телята. Они даже не тявкнули, чуяли летающую в воздухе смерть. Собаки же приручённые волки, от человека  в них страх. Куртку увезли куда-то, держали в подвале, требовали у его родственников выкуп. А потом он умер.

Когда их поймали, им пришили всё что, только можно. Тут был и разбой, и похищение и, разумеется, мокрая сто пятая статья.

Они ушли в побег из зала суда, и им удалось уехать в другой регион. Там они снова были пойманы за разбойное нападение и отданы под суд. Вот тут то следствие и раскрыло все их прежние преступления. Дали кому по сколько, но меньше пятнадцати не было. Был на суде и видел, как они стояли в клетке и выслушивали приговор. На  долгие  годы  их запечатали в  N-ский  острог.

Наши глаза и уши, незабвенный очкарик, дорогой Пиджак, навсегда запомнит  первую встречу  с этими злодеями. Они уже давно кормят вшей в колонии строгого режима, а он всё-то сидит в их палатке в тайге, заброшенной снегом. По лесу ходят медведи, а брезент колышется.

—Брат, ведь каждому вселенная даёт то, что он заслуживает?

—Не всегда,—отвечает мне едва различимый в тени палатки силуэт,—есть ещё великие Мессии, которые не попадают под этот закон «даю – беру», это слишком обще, это очень стандартно. А великие души, такие как Христос, Будда или Мохаммед, они выше  всяких суждений, они сами – закон, и поэтому делают всё, что считают нужным.

—Даже если их последователи  берут в руки оружие?