Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 123

Его опыты с прозой продолжались недолго. Написав что-то вроде цикла рассказов, он бросил это занятие. А может быть,  он потерял нить в ярчайших  событиях того времени.  В моём шкафу есть  скелет Чернова – ребёнка[4], —   сшитая им  из растерзанного пионерского ранца  книжка. Три тетради, просверленные по корешкам буром  на шесть и защёлкнутые  на стальную пружину органайзера.

Расплывающиеся, почти не воспринимаемые разумом   конструкции, в которых – всё такие  же лоскуты, срощенные мёртвой  водой веры Чернова  в свой  нахальный оппортунизм. Живущие гротески. Двигающиеся пародии. Страшные и жалкие одновременно. Но, когда уже в уродов вдохнута жизнь,  они охраняемы теми же законами, что и остальные живые. И если их не абортировали своевременно, — теперь, воля ваша, заботьтесь.

Чудища  эти, хотя ещё напоминали прежде людей кошмары наркомана, страдающего в абстиненции, были уже родом с Терраполиса. Гигантский город – мир, уже прочно поселившийся  в Феликсе,   через десяток лет   сделает  своего создателя  одним из обитателей своей каменной утробы. С внутренним своим   несовершенным населением  Чернов живёт хорошо, а вот  с внешним не всегда ладит. Ему не понятны их поступки.

Поздней осенью 2003 года он   нанял  квартиру у одной женщины. С застеклённого балкона взгляд падал в заросший инеем двор. Чернов увидел птиц.  Голубей и сорок, синиц и воробьёв, которые сидели на заснеженных ветвях и тряслись от холода. Он добыл где-то лист ДВП и смастерил из него неуклюжий  скворечник. Через несколько дней начался сумбур. Днём и ночью огороженный стеклопакетами балкон  кишел жизнью. Со двора это могло казаться нашествием птиц. Всевозможные  птичьи виды и  семейства,  подопытные орнитологии и частые  герои геральдики,   ежеминутно  облепляли стеклянную будку и рвали клювами буханки хлеба. Чернов раздвигал рамы,  и птицы почти влетали в квартиру. Он хохотал, видя, как эти создания садились ему на голову и клевали хлеб с его рук. Поток жизни шёл напрямую от природы в его душу.

Кто-то из соседей позвонил хозяйке и рассказал про это. Она по телефону  запретила своему квартиранту  прикармливать птиц.

На диване он сидел мрачнее тучи, когда я пришёл к нему.

«Ты только представь», – говорил он мне,—«людям, оказывается, тошно и душно от того, что природа жива, они только и привыкли  мусорить и убивать всё живое вокруг».

Я ему сказал, что, естественно, никаким гражданам не понравится, когда на их свежепостиранное бельё птички будут низвергать останки процесса  своей  жизнедеятельности.

«Да, ты прав,  эти граждане   лучше будут грохотать   презренной   мелочью  в коробах  для калек, собирающих возле храмов на  бутылку палёной водки, чем делать что-то реально работающее, потому что  гражданский ад, в котором обыватели  будут лишены телевизора и пива по субботам,  уже открыт для всех,  они боятся  потерять свой страх,   с ним  удобнее жить».

Мне всегда было трудно разговаривать с этим человеком. Он не умеет слушать, потому что незыблемо уверен в своей правоте. 





В том году,  когда Чернов  снова вернулся  к прозе, он покинул сибирский городок и отправился в Крым, с ним были  его тетради  с монстрами,   как на пружину  нанизанные на  веру, что когда-нибудь  он напишет трёхчастный роман. Эти образы  болтались на его шее как ожерелье из отравленных клыков игуаны, они были его талисманом, хотя и отпугивали людей.

На два года Феликс  оставил своих целлюлозно-бумажных зверей под слоем пыли. Надо сказать, что тогда  он совершенно не обладал каким-то  чётким представлением, что он вообще  «какой-нибудь  там писатель». Но между тем, звери росли без его ведома, и ждали своего часа. 

Что было в эти  два года? Ведь не могло быть  совсем ничего. Создавшийся вакуум мог втянуть в себя  что  угодно, покалечив  психику Феликса. 

В эти годы была музыка. Она была,  вообще-то,  с ним  всегда, но в этот период   проявилась во всей полноте. Астероид, летящий  по искривлённой орбите  в космическом  пространстве  приблизился к планете, и, превратив   леса  в пустыни,  а ледники в моря,  снова ушёл  в неведомую даль на неподвластные   измерению сроки.

В то время на глаза  Феликсу  попалась  битая русскими хакерами программа  «Finale  – 2003»  и  завладела его жизнью.

Он наконец-то смог воплотить те звуки и интонации,  которые могли соединиться только у него в голове. Носить такой груз трудно, поверьте.

Астероид два года выжигал сельву его   стихов и плавил глетчеры его  прозы. 

На дисплей выводится партитура, и  можно записывать ноты, и, что самое ценное, есть возможность  воспроизвести написанное. Даже можно  создать  МР3— файл и слушать в плейере  в лесу.