Страница 30 из 123
Главы, имеющие последовательную нить повествования, прерываются на неподвижное описание больничной палаты, и мы ещё больше укрепляемся во мнении, что происходящие события есть чей-то качественный бред.
Мама всё ещё не отказалась от мысли избавиться от своего сына, но понимает, что это не так-то просто. Вспомните сцену с простудой.
Но десятая глава просто поражает воображение. В ней всего два предложения. Приведём их полностью:
«Шакал зашёл в аптеку и попросил канатоходца купить у него хрустальную свинью, пустую внутри. Полицейский достал пиво и сыграл ля-минор».
Жестоко, не правда ли. Какому-нибудь наркоману в эфедриновых галлюцинациях на ум пришла бы более логичная фраза. Но мы уже знакомы с внезапными литературными приступами Феликса и знаем, что здесь он имел ввиду то, что эти «генераторы дуальности» плотно продолжают свою работу, и у них не плохо получается!
Сколько же нам ждать до появления активных событий? Когда-то же должна произойти битва! Или эта странная мама так и будет сто страниц бегать от этих замужикованных донельзя богов?
Но вот они появляются во дворе, и мальчик —мутант русскими буквами, сплавленными в несуществующие слова, говорит, что надо убегать. Они убегают, но не далеко. В пятнадцатой главе их догоняют.
«Оппа»,—похмельно орут вконец распоясанные боги, и, забрав у девушки «сына», кидают его в мусорный бак.
В сердце матери, которая так долго мечтала избавиться от этого странного чада, появляется невероятная жалость.
Бинго! Дуальность сгенерирована.
Брутальные парни рулят. Можно с трудом понять черновскую мысль. Ненависть сменилась на любовь. Но, зачем?
Мама вытаскивает своего ребёнка из мусорного бака, а он уже не ребёнок, он дряхлый уродец(?) который шипит беззубым ртом, что он проиграл.
Есть такой распространённый трюк в литературе: подмена героев. Добрые становятся злыми, и наоборот. То, что мы находим это на данных страницах, меня не удивляет. Это только начало. «Лёгкие» черновские тексты летят перед глазами как освещённая ночная улица в зеркале бокового обзора.
Вот на шестнадцатой главе мне придётся остановиться. В ней герой или героиня, стоит перед «девятью дверями». Я должен объяснить читателю эту аллегорию. Наш автор— человек не особенно заботящийся о ясности своего повествования. Сноски он откровенно презирает, объяснить свои иносказания хотя бы словами какого-нибудь персонажа вообще считает излишним.
«Нагуглят»,—говорит он. Но кто будет? Просто не станут читать, и дело с концом. Но, всё-таки об этих дверях.
В мистической литературе есть упоминания о «Девяти дверях», девяти отверстиях в человеческом теле, через которые энергия души, которая суть внимание человека, впустую утекает наружу. Медитационные практики учат извлекать внимание из органов чувств и концентрировать его на внутренних объектах. Согласно множественным учениям, в человеке есть так же «третий» глаз— «единое око», «тисра тил», это и есть десятая дверь, через которую практикующий должен войти во внутренние миры. Бесчисленное количество ступеней, которые героиня видит за своей спиной, символизируют ступени эволюции души, которая проходит множество испытаний, переселяясь в различные тела. Последнее тело – человеческое. Только в нём есть «Десятая дверь».
Черновский персонаж подходит к этой десятой двери, но она закрыта. Конечно, открыть её можно только путём многолетней практики. Вошедший слышит какой-то шум внизу, и от страха открывает первую попавшуюся дверь, и «попадает» в глаза, которые открываются в больничной палате.
Казалось бы, тут и сказочке конец, но Чернов раздвигает повесть ещё на три главы.
Далее боги приносят девушку к ней домой, и называют её братишкой. Они дурачатся над ней, они вешают ей на уши лапшу, у них не поймёшь, где стёб, где правда.
Все повествование разворачивается без особого развития, но вот в последних главах появляется стратегически важный момент. Чернов даёт «затравку» сюжета своих последующих творений. Речь идёт об этих богах. Они сами, по существу и вкратце, дурачась, рассказывают свою историю. Мы разберём её детально чуть ниже, а сейчас давайте проследуем в последние главы, и, наконец-то покончим с этим.
Здесь впервые появляется упоминание о фетише. Какое же фэнтези обойдётся без фетиша. Надо себя не уважать, чтобы не ввернуть какое-нибудь зеркало Галладриэли или там— волшебный меч четвёртого конунга. И Чернов тоже преподносит нам некий предмет, который и ищут двое ложных злодеев. Они называют его «вещью». Совсем незаметно, будто неся какую-то чушь, в предыдущей главе, Шакал говорит, что «братишка» нашёл руку его папаши. Сиречь длань Осириса. Если читать внимательно, то понятно, что эта за «Вещь».